– По вашим словам, господин Малоссен, мадемуазель Коррансон и вы якобы взяли напрокат грузовик, чтобы забрать фильмотеку, которая будто бы была ей отписана по завещанию (что не подтверждается никаким документом), грузовик, который у вас, стало быть, украли (угон, зарегистрированный несуществующим полицейским) со двора одной гостиницы (где, кстати, никто вас не видел), чтобы спрятать его именно там, куда вы направлялись, и все для того, чтобы повесить на вас двойное убийство господина Бернардена и его сына, доктора Маттиаса Френкеля, я правильно излагаю?
Увы! Да, старый Иов… и Маттиас… найдены мертвыми под обломками… вместе с телом еще одного человека, личность которого не установили.
– Какая-то невообразимо запутанная ловушка, для которой к тому же потребовалось слишком много исполнителей, вы не находите?
Да.
Но он все-таки начинает перечислять:
– Угонщик грузовика, подставной постоялец, который должен был вопить о пропаже своей машины, еще двое – чтобы играть полицейских, и по меньшей мере двое других, заминировавших дом… Кто может ненавидеть вас настолько, чтобы поднять против вас целую армию, господин Малоссен?
О, это неразрешимый вопрос всей моей жизни, да. Кто может меня ненавидеть? И почему до такой степени? Что я вам сделал?
Дивизионный комиссар Лежандр не слишком верит в такую ненависть.
– С другой стороны, вы знали доктора Френкеля.
С другой стороны – да.
– Он был гинекологом мадемуазель Коррансон. Это правда.
– Близкий друг ее семьи.
Это правда.
– Вы ему безгранично доверяли.
Это правда.
– После того, как он с вами поступил, нет ничего абсурдного в том, что вы могли желать его смерти.
Это неправда.
– Это называется «мотив», господин Малоссен. И скоро это будет называться судебной ошибкой.
Но что тут скажешь? Что сказать, когда ты – несчастный заложник чистой правды? Человек не живет правдой, он живет ответами! А Лежандр – всего лишь человек. Юноши грядущих поколений, слушайте меня: не знайте ничего, но имейте ответ на все. Бог родился из этого предпочтения! Бог и статистика! Бог и статистика, вот ответы, в которых никогда не усомнятся.
– Нет, господин Малоссен, ваша история невероятна.
Если бы жизнь портило только это – невероятное… Этот кабинет, например, бывший кабинет дивизионного комиссара Кудрие… Как это возможно в столь короткий срок так радикально изменить обстановку? Как можно за несколько дней заменить зеленый с золотом ампирный полумрак, ревниво оберегающий думы своего хозяина, – на полную прозрачность декора: огромное открытое окно, светлый палас и галогенное освещение, застекленная двустворчатая дверь, за которой бежит безликий поток коридора, полупрозрачные кресла, которые, кажется, держат подозреваемого в подвешенном состоянии, письменный стол из опалового стекла… Куда делись строгое красное дерево и темная зелень бархата? дверь, обитая кожей, и скрипящий паркет? реостатная лампа и салонный диван Рекамье? бронзовый бюст императора и камин, на котором он стоял? Куда улетели пчелы? Где вы, Элизабет? И кофе, Элизабет? Ваш кофе?..
– Если вас интересует мое мнение, господин Малоссен, я вам его изложу.
Дивизионный комиссар Лежандр не злой человек. У него уверенный голос. Он без всяких предубеждений складывает кубики своих доводов. Глаза его смотрят на безупречно чистые, ухоженные ногти его же рук. И сам комиссар Лежандр старается быть таким же безупречным.
– Я верю, что вы взяли напрокат грузовик, чтобы забрать эту фильмотеку и Уникальный Фильм (который мы все еще не можем отыскать среди других кинолент). Вы заявили об этом, ваши друзья кинолюбители это подтвердили, и по данному пункту нет противоречий. То, что эти фильмы составляют часть наследства, завещанного мадемуазель Коррансон, это тоже очень даже возможно. Надо будет проверить, но это возможно.
Комиссар Лежандр вперил взгляд в свои холеные руки, и нет ему надобности смотреть еще куда-то. Его зеркальная лысина отражает сознание подозреваемого. Так и видишь, как твои мысли бегут по голому черепу мыслителя. Оно, должно быть, раскололо не одного злоумышленника, это зеркало!
– Но есть еще кое-что, господин Малоссен. Я думаю, что ни вы, ни мадемуазель Коррансон, не могли перенести убийство – да, это можно назвать убийством – вашего ребенка, которого вы ждали.
Комиссар – человек деликатный. Он делает паузы там, где следует. И он не продлевает их дольше, чем нужно.
– Начиная с этого момента, моя версия расходится с вашей.
Да, такими незначительными расхождениями заполнены наши тюрьмы.
– Но прежде один вопрос. Только мадемуазель Коррансон и вы знали, что доктор Френкель скрывался в Веркоре у своего престарелого отца. Почему вы не сообщили об этом нашим службам?
Вопрос воспитания, господин комиссар… К тому же в то время «ваши службы» еще находились в ведении вашего тестя Кудрие.
– Вот здесь-то все и расклеивается, господин Малоссен. Вместо того чтобы предупредить полицию, вы приняли решение самим явиться туда и потребовать отчет у доктора, что в конечном счете вполне понятно.
Последний, кого я хотел бы встретить на плоскогорьях Веркора, так это Маттиас. Но попробуйте вставить этот
– Таким образом, официально вы ехали забрать коллекцию пленок и этот Уникальный Фильм. На самом же деле вы отправились допросить доктора Френкеля. И произошло убийство. Двойное убийство. Тройное, учитывая неопознанный труп.
Кто ты, мой третий покойник? Какие сюрпризы ты мне приготовил?
Л е ж а н д р. Кто эта третья жертва, господин Малоссен?
Я. …
Л е ж а н д р. Рано или поздно мы все равно это узнаем, судебно-медицинская экспертиза…
Я. Мы с Жюли думали, что в доме никого нет.
Л е ж а н д р. Совершенно невозможно. Табличка, висевшая на двери его кабинета, указывала, что у господина Бернардена послеобеденный отдых и что он хотел бы, чтобы его не беспокоили. Но, по вашим же словам, именно открыв эту дверь, вы спровоцировали первый взрыв.
Я. Этой табличке двадцать лет.
Л е ж а н д р. Может быть, но господин Бернарден вывесил ее как раз в тот день.
Я. Он вывешивал ее каждый день.
Л е ж а н д р. В доме, где он жил совсем один, с тех пор как умерла его жена? Маловероятно.
Я. Он делал это в память о том времени, когда в доме было полно детей.
Л е ж а н д р. Господин Малоссен… Иов Бернарден найден сгоревшим у себя в кабинете, сидящим в своем собственном кресле, лицом к камину, с раскроенным черепом, и на дверях у него была вывешена табличка, которая чудом уцелела.
Я. Если Жюли не увидела старого Иова, значит он сидел спиной к дверям.
Л е ж а н д р. К сожалению, из-за бегства мадемуазель Коррансон, у нас нет возможности ее допросить.
Раскаты грома из свинцовых туч. Голубое небо заливается серым асфальтом. Гнев Веркора. Внезапный. Один из приступов его летнего бешенства, который он разыгрывает при опущенном занавесе. Перпендикуляр молний, горизонталь рассыпавшегося града. Бомбежка. Небо взрывается, земля разверзается. Машину криминальной полиции, прибывшую за нами, за мной и Жюли, из Баланса, подхватывает ураганом. Полицейский юмор: настоящий Бейрут! Какое там, Сараево! Одно слово –
