– Почему бы и нет? Что тут плохого?
Дрю решил, что, если он хочет, чтобы Анжела воспринимала его всерьез, надо изучить вещи, которыми она интересуется. Впрочем, не только это подтолкнуло его к чтению. Первый раз в жизни он почувствовал интерес к искусству. И когда он обнаружил в себе этот интерес, изрядно удивился: словно случайно выудил из мусорного бака нечто ценное.
– Да в общем ничего плохого, – ответила Анжела, пожав плечами.
Разве и ее собственное самообразование не начиналось подобным образом?
С тех пор, как она вышла замуж за Ллойда Шривера, тот сумел пристрастить ее к чтению, и Анжела стала жадно проглатывать все книги, попадавшиеся под руку. И, возможно, благодаря полученным таким образом знаниям она сумела неплохо распорядиться его деньгами. Она не только преобразилась внешне, но и изменила менталитет. Ее стали интересовать история искусства, предметы старины и художественные ценности. Во всяком случае ее самообразование имело вполне определенную цель… Ну а Дрю… что, интересно, движет им?
– Вот и отстань, – процедил он сквозь зубы и провел ладонью по странице с репродукцией картины «Танец Жизни».
Прекрасная вещь! Если бы художник был еще жив, Дрю с удовольствием пожал бы ему руку. Этот парень Мунк был несчастлив в любви. На картине он изобразил самого себя танцующим с девушкой в красном платье, в которую был влюблен, а за их танцем наблюдали со стороны две женщины – одна в белом, символизирующая юность и чистоту, а другая – в черном, символизирующая смерть.
Дрю показалось, что между Мунком и ним много общего. Художника так же, как и его самого, женщины высасывали подобно вампирам. В случае Дрю это была одна определенная женщина. А именно Анжела.
Когда Дрю перевел на нее взгляд, у Анжелы по спине поползли мурашки. Она ответила ему призывной ослепительной улыбкой. Ее возбуждало его желание.
– Может, расскажешь, что ты там такого интересного вычитал? – лениво проговорила она и, потянувшись, взглянула на свои идеально накрашенные ногти.
Дрю вспыхнул и захлопнул книгу.
– Ну, Дрю, ты ведешь себя как ребенок.
Он сидел неподвижно, ненавидя себя за то желание, которое Анжела разжигала в нем, и за ту власть, которую она над ним имела.
– Настенные лампы… – начал он.
– Ты хочешь сказать – бра?
– Да, бра. Они французские?
– Верно.
– И люстра?
– Правильно.
– А вот и нет!
Дрю встал, и ее глаза жадно пробежали по его обнаженному телу. Желание с новой силой охватило ее. В который раз она недоумевала, размышляя над тем, что же так привлекало ее в нем. Она тихо вздохнула. Увы, это, конечно, не может продолжаться. Очень скоро Дрю придется уйти. Она договорилась провести этот уик-энд с Доджи.
– Да, ты прав.
Он остановился перед очень ценной вазой.
– Модерн?
– Да, – подтвердила Анжела.
– Но не французский.
– Правильно, немецкий. Однако стили очень похожи.
Анжела одобрительно похлопала в ладоши.
– Расскажи мне об этом.
Из ее груди вырвался глубокий вздох.
– Давай сейчас не будем об этом, – сказала она, вдруг почувствовав скуку.
– А я хочу знать! – упрямо сказал он.
– Ради Бога, отстань! Сейчас не время для лекций по искусствоведению!
Дрю нахмурился.
– Но мне это очень нужно, – настаивал он. – Можешь ты это понять или нет?
– Нет, не могу. Я вообще не понимаю, с чего это ты стал всем этим интересоваться?
– Значит, ты все еще держишь меня за неотесанного дурака, у которого нет никакого будущего? Так или нет?
Именно так она к нему и относилась. За исключением того, что страстно его желала. Желала, несмотря на все то, что говорила. Вот и теперь он смотрел на нее и понимал, что она хочет его.
Несколько секунд Анжела молчала и только смотрела на него с едва сдерживаемой яростью. Поскольку он стоял, не двигаясь, она сама встала и медленно подошла к нему.
– Мистер, как вас там… – многозначительно проговорила она. – Ведь ты никогда не открывал мне своего настоящего имени. А, Дрю?
Он улыбнулся. Но это была очень недобрая улыбка.
– Если ты мне расскажешь об этой вазе, я скажу тебе мое настоящее имя.
Она пристально взглянула на него, а потом с улыбкой прикоснулась наманикюренным ногтем к его подбородку и стала медленно опускать палец все ниже – от подбородка к груди, животу. И еще медленнее – к черным курчавым волосам в паху и его восстающей мужской плоти. Дрю перевел дыхание.
– Этого парня, который ее сделал, звали Иоганн Лойц, – тихо сказала она. – Что еще?
– А в каком году?
Анжела обхватила его член ладонью.
– В самом начале века.
– А стиль?
Дрю тяжело задышал, потому что ее рука начала ритмично двигаться вверх-вниз.
– Стиль? – повторила она хрипло. – Ну это совсем просто. Нетрудно запомнить, потому что это все тот же модерн.
Анжела не переставала действовать рукой до тех пор, пока он не застонал.
– Чувственные линии, Дрю, – продолжала Анжела. – Напоминающие женские. Все эти изгибы и округлости. Очень похожи на спелые сочные фрукты. Одна линия плавно переходит в другую…
Она отпустила его. Стараясь сохранить самообладание, он показал пальцем на одну из деталей вазы, словно это могло помочь успокоиться.
– А это?
– Ты прекратишь или нет?
Ее голос стал глухим, и в нем явственно звучали восхищенные нотки.
– А это? – упрямо твердил он.
– О, это излюбленная манера художников того времени. Так называемая «откровенная»… – Когда их взгляды встретились, Анжела замерла. – Пурпурные цветы и тонкие стручки, полные семян. Считалось, что они обладают волшебными свойствами.
– Это имеет отношение к магии, да?
– Ох, Дрю, хватит! – вдруг сказала она.
– Хватит – что?
– Вот это самое. – Она показала на вазу и на книгу. – Это совершенно тебе не идет.
– Какого черта! – с горечью произнес Дрю. – Откуда ты можешь знать, что мне идет, а что нет?
– Ради всего святого… – проворчала она. – Можешь взять эту вазу себе на память. Как прощальный подарок…
– Что ты хочешь этим сказать, черт тебя подери?
Анжела раздраженно покачала головой. – Послушай, раз уж мы начали обсуждать «откровенную» манеру в искусстве… – со вздохом начала она, – самое время и мне поговорить с тобой откровенно. Давай
