– Это мои-то поцелуи дурацкие?! – атлант оскорбился до глубины своей бессмертной души. – Скажи еще, что тебе не понравилось!
– И скажу! – вякнула я, но в следующий момент лишилась дара речи, потому что этот наглец, это нахальное мифологическое существо, этот полуголый атлант в джинсах «Версаче» плотно закрыл мне рот очередным дурацким поцелуем.
– Первые комсомольцы не верили в бога, провозглашали равенство полов и презирали институт брака, – на ходу вещал эрудированный Ногаи-сан голосом экскурсовода, следуя по коридору в направлении гостиничной кухни.
– А последние? – уместно поинтересовался Мицуи Хирото и первым толкнул дверь пищеблока.
Толпа интуристов хлынула в кухню и растеклась по стене с хорошим видом на центр комнаты.
– А последние комсомольцы, напротив, свято чтили моральный кодекс молодого коммуниста и боролись с распущенностью, – неуверенно промямлил Хакими Ногаи, впервые в жизни усомнившись в истинности своих энциклопедических познаний.
Посреди кухни страстно целовались полуобнаженный мужчина и девица в незастегнутых джинсах и футболке, надетой наизнанку. На заднем плане пожилая пара с садомазохистским задором вела подвижную игру с многофункциональным предметом эллиптической формы.
– Как видно, распущенность победила, – с тонкой улыбкой заметил Мицуи Хирото.
– Прошу прощения, – притихшего Хакими Ногаи застенчиво тронул за рукав один из любознательных участников японского литературного кружка. – Скажите, уважаемый, а в этот чудесный русский комсомол принимают иностранцев?
– Дурацкий поцелуй? – едва отклеившись от меня, требовательно спросил обидчивый атлант.
– Скажи, что дурацкий, и пусть он опять доказывает обратное! – быстро подсказала Тяпа.
– Скажи, что не дурацкий, и пусть он отстанет! – взвизгнула испуганная Нюня.
– Ну, как сказать… – замялась я, так и не определившись со стратегией и тактикой.
– Что, не разобралась? – любвеобильный атлант ухмыльнулся и вновь вытянул губы трубочкой, но я быстро отвернула голову и вежливо пробормотала:
– Спасибо, больше не надо!
Тут в поле моего зрения попали Шульцы, занятые перетягиванием сервелата, и я сочла нужным предупредить:
– Борис Абрамович, если это закуска к обеду, то скажу сразу: я не буду платить за некондиционную колбасу!
Эта информация чудесным образом лишила Шульцев всякой воинственности.
– Почему – некондиционная? Это очень даже хорошая колбаса! – забубнил Борис Абрамович, в то время, как Рузанна принялась безрезультатно заглаживать вмятины на батоне. – А что побитая немножко, так это ничего, не страшно, китайцы вон утку по-пекински специально палками бьют!
– Это они, что ли, бьют уток палками? – грозный атлант развернулся в сторону японцев.
Меня порадовала проявленная красавцем любовь к животным, но я вовремя вспомнила, как он вспыльчив и силен, и поспешила вывести своих подопечных из-под подозрения в жестоком обращении с пернатыми:
– Это не китайцы, это японцы.
– А у них как с утками? – Мне показалось, что атлант уже забавляется.
– С утками у них хорошо, – проворчала я. – У них со свиньями напряженка. Кстати, о свиньях.
Я шагнула к вздрогнувшему Борису Абрамовичу и спросила его, понизив голос, чтобы не слышал гневливый атлант:
– Что за свинью вы мне подложили? Почему в моей постели лежал этот тип?
– Неужели в вашей постели? – глазки Шульца забегали, как встревоженные муравьи. – Это недоразумение, молодой человек просто перепутал кровати.
– Вы хотите сказать, подселили его в мой номер, не спросив меня и даже не предупредив?
– Но ведь ваш друг, господин Мухачев, уже выехал из гостиницы и освободил койко-место, – промямлил Шульц.
– И что теперь? Без спросу подселять на место моего друга совершенно незнакомого мужика?!
Я так сильно разозлилась, что выхватила у Рузанны помятую колбасину и замахнулась ею на жадного и бессовестного Бориса Абрамовича.
– Да ладно! Долго ли познакомиться? Я Никита, а тебя как зовут? – бесцеремонно встрял в наш разговор белокурый атлант.
– Ее не зовут, она сама приходит! – некстати сострила моя Тяпа, имея в виду смерть с косой.
Клянусь, в этот момент я готова была под корень скосить и алчного Шульца, и наглого Никиту. Однако никаких режущих инструментов у меня при себе не было, и я ограничилась тем, что с размаху стукнула по столу колбасой. Сервелатная дубинка переломилась пополам, что не произвело заметного впечатления на дубовый стол, но исторгло мучительный стон из впалой груди экономного Бориса Абрамовича.
– Зарубите себе на носу! – загудела я, в воспитательных целях жестоко кромсая покалеченный колбасный батон о ребро столешницы. – Порядочные девушки не спят с кем попало! Я категорически не желаю жить в одном номере с этим… с этим…
– С Никитой, – подсказал атлант, улыбнувшись мне ласково, как капризной малютке, трогательно очаровательной в своем бессмысленном бунтарском порыве.
Борис Абрамович принялся многословно и неубедительно врать о нехватке в его мини-гостинице благоустроенной жилой площади.
– К черту комфорт! – сурово оборвала его я. – Пусть он спит в чулане на раскладушке!
– Э, нетушки! – воспротивился атлант, продолжая противно скалиться. – Лично я заплатил за суперлюкс!
– За номер для новобрачных, – зачем-то подсказала Рузанна, которую вообще-то никто ни о чем не спрашивал.
Я мрачно посмотрела на нее, потом на опечаленного Шульца (он виновато развел руками), а затем пристально взглянула на Никиту. Атлант улыбался широко и полнозубо, как прямой потомок Чеширского кота и тигровой акулы.
– Номер для новобрачных! – с намеком повторил он, бестрепетно выдержав мой испепеляющий взгляд. – Понятно теперь, почему я сразу же полез целоваться?
– Вообразил, что девушка идет в комплекте с брачным ложем? – зло съязвила я.
– Раздетая девушка! – безжалостно напомнил нахал.
Я шумно выдохнула: крыть было нечем.
В наступившей тишине активизировались японцы.
– Хаси-маси камасамора? – что-то в этом роде настойчиво спросил один из них, робко притронувшись к моему локтю.
– Моя твоя не понимай, – отбрыкнувшись, сердито ответила я.
– Камасамора! Вэ эр ка эс эма! – закрякал он по слогам.
– Комсомол? ВЛКСМ? – насторожил ушки на диво сообразительный атлант.
Заинтересованные японцы дружно закивали.
– Похоже, господа интуристы интересуются коммунистической символикой? Комсомольские значки, пионерские галстуки, октябрятские звездочки, билеты членов профсоюза?
Борис Абрамович отмер, зашевелился, открыл рот. Заметив это зорким глазом полубожественного создания, атлант Никита любезно посоветовал японцам:
– А вы обращайтесь к Борису Абрамовичу, он что-нибудь придумает. Да, товарищ Шульц?
– Так точно!
– Цирк на проволоке! Маппет-шоу! – злобно прошипела я, шваркнув на стол измочаленную колбасу и развернувшись к двери. – А идите вы все! Я сама буду жить в чуланчике!
Думаете, кто-то стал меня отговаривать? Как бы не так!
– У нас отличный чуланчик, там вам будет даже лучше, чем в номере! Очень уютно, тихо и совсем не дует из окна! – радостно уверил меня воспрянувший духом Борис Абрамович.
