срочную ревизию содержимого своего кошелька.
– Могу наскрести на четыре объявления! – сообщил он мне результаты своих подсчетов.
– Этого должно хватить, – постановила я, бесцеремонно реквизировав Зямин бумажник.
– Ты меня совсем разоружила! – пожаловался братец, провожая кошелек сожалеющим взглядом. – Мобильник забрала, бумажник тоже…
– Ничего, при тебе еще остались неотразимое обаяние и искрометная аура! – отмахнулась я.
Сколько раз убеждалась: стоит только вспомнить про телефон, как он затрезвонит! В отечественном фольклоре этот феномен описан пословицей «Помяни черта – и он появится».
Чертов Зямин «Эриксон» завел мафиозный гимн, и мой трусоватый братец позеленел в тон своей рубашечке.
– Спокойно, Маша, я Дубровский! – сказала я обмирающему Зяме и решительно выдернула его мобильник из своей сумки. – Алло, я вас слушаю!
– Слушай, это что, опять ты? – удивился мужской голос, который уже не казался мне приятным. – Как там тебя – сестрица Аленушка? А где же братец Козленочек?
– Его волки съели, – нахально ответила я. – А вам чего нужно?
– Слышь, сестрица, ты не шути! – Голос в трубке построжал. – Нам шкаф с козерогом нужен! Что это, в самом деле, за безобразие? Уже и хрусталь привезли, и фарфоровых собачек с поросятками, и книжки… этого самого, как его? Майн Рида!
– Майне швайне! – выругалась я на искаженном немецком. – Вот проблема-то! Да скирдуйте вы все это добро где-нибудь в уголочке, будет вам шкаф! Сказано было – к субботе, к субботе и будет!
– Ну, смотри, сестрица! – Голос вроде немного подобрел, но тексты продолжал озвучивать зловещие:
– Не будет нам шкафа с козерогом – будет вам с братцем гроб с музыкой!
Я выключила трубку и посмотрела на Зяму. Встретив мой испытующий взгляд, он откашлялся и хрипло сказал:
– Утешает только одно.
– Что именно? – спросила я, не видя в текущей действительности ничего утешительного.
– Что похоронят меня не одного, гроб с музыкой нам с тобой один на двоих пообещали! – криво усмехнулся любящий брат. – Ляжем рядом!
– Больше мне лечь не с кем! – фыркнула я, сарказмом маскируя легкий испуг. – Все, Ватсон, довольно рассусоливать! Поработаем ножками!
– Пока их не протянули, – согласился Зяма.
Мы дружно вскочили с лавочки и зашагали в ближайшую редакцию.
Согласно Зяминой небрежной калькуляции, денег нам хватало на четыре объявления. На самом деле мы ограничились тем, что разместили свою информацию всего в двух городских газетах: «Все для каждого» и «Наше вам». Остальные издания выходили только раз в неделю, а нас такая периодичность не устраивала: с учетом объявленного Пантюхиным ультиматума, у нас было время только до субботы. Листок «Все для каждого» был ежедневным, и наше объявление должно было появиться в нем завтра же. «Наше вам» было вечерней газетой, и менеджер по рекламе, приняв к сведению срочность нашего дела, потихоньку посоветовала нам простимулировать верстальщика, чтобы он согласился переделать уже готовую полосу, втиснув туда наше объявление. Подкуп верстальщика Ромочки стоил нам двух сотен рублей и небольшого любительского спектакля: лысоватый вертлявый юноша за компьютером оказался представителем сексменьшинства, и Зяма для пользы дела вынужден был строить ему глазки. Делал это братец неумело, но старательно, и потому имел успех.
– Пошли, противный! – сказала я Зяме, уводя его от игривого верстальщика, который с сожалением смотрел нам вслед, часто хлопая подкрученными ресницами.
– Сама противная, – буркнул братец и попытался стукнуть меня по голове свернутой в трубочку газетой.
Я увернулась, газета плюхнулась на пол, развернулась – и, наклонившись, чтобы поднять печатное издание, я замерла в глубоком поклоне.
– Заклинило поясницу? – ехидно поинтересовался Зяма.
– Мозги заклинило! – ответила я.
Подхватила газету и впилась глазами в объявление, набранное жирным шрифтом.
– Зямка, ты это видел? – я потрясла печатным листом перед физиономией брата.
– Газету? Конечно, видел, – спокойно признался он. – Это же вчерашний выпуск «Наше вам», ты купила его в киоске на трамвайной остановке вместе с другой макулатурой.
– Купила, но не читала! А ты посмотри, что тут написано!
Зяма прищурился на подрагивающий в моих руках газетный лист и прочитал вслух:
– «Надгробные памятники из гранита, мрамора, дикого камня – недорого, оптовым покупателям скидки». Думаешь, нам это все-таки понадобится? – он поежился.
– Не там смотришь, – я показала пальцем.
– «Куплю корпусную мебель «Хельга» – посудно-книжный шкаф производства ГДР, темного дерева, с инкрустацией в виде вздыбленного рогатого коня, в любом состоянии», – послушно прочитал Зяма. – Не понял?!
– Чего ты не понял? Что рогатым конем в любом состоянии обозвали единорога?
– Я не понял, кто дал это объявление?
Братец посмотрел на меня с такой претензией, словно я лично организовала ажиотажный спрос на немецкие посудно-книжные шкафы.
– Попробуем вычислить подателя сего объявления методом исключения, – предложила я, подруливая к ближайшей свободной лавочке.
– Опять?! Я не хочу садиться! – воспротивился Зяма, машинально оправив на себе травмирующиеся штанишки.
– А придется! – бессердечно заявила я. – Не вернешь Пантюхину «Хельгу» или потраченные на нее деньги – как миленький сядешь в тюрьму за растрату подотчетных средств. Или ляжешь на больничную койку с переломами конечностей и ушибами мягких тканей.
Зяма рухнул на лавочку, как на скамью подсудимых.
– Итак, Ватсон, давайте думать, – пригласила я сердито сопящего брата. – Кому нужна эта проклятая «Хельга»?
– Мне! – быстро ответил Зяма и даже сложил руку ковшиком, словно ожидал немедленно получить в виде подаяния какой-нибудь небольшой фрагмент немецкого шкафа.
– Тебе – это раз, – я загнула палец. – Пантюхину – это два. Также «Хельгу» очень хотел получить некий Владимир – это три. Наконец, компания грабителей, которым для счастья в жизни не хватало «Хельги» и холодильника, – четыре. Пока все понятно?
Зяма высокомерно промолчал, и я расценила это как знак согласия.
– Теперь начинаем вычитать. Ты объявление не давал?
– Вчера – нет, – коротко ответил Зяма.
– Пантюхин тоже, я уверена, письменного оглашения своего стремления заполучить «Хельгу» не делал, иначе его подручные не трамбовали бы тебя, – рассудила я. – Грабители наши вчера уже не нуждались в «Хельге», потому как позавчера свистнули этот шкаф у нас. Кто же остается?
– Владимир!
– Элементарно, Ватсон! – подтвердила я. – Зачем этому Владимиру «Хельга», мы не знаем, но это сейчас не суть важно. Главное, у нас с тобой есть запасной парашют.
– Где? – Зяма вывернул шею, пытаясь заглянуть за спинку лавочки.
– Я выражаюсь фигурально! Запасной парашют – это резервный вариант! Если мы не найдем свою «Хельгу», не отыщем подходящий шкаф из числа прочих, проданных работникам фабрики музыкальных инструментов, и наше сегодняшнее объявление в двух газетах не даст результата, тогда мы обратимся к этому самому Владимиру. Может быть, он окажется удачливее нас и приобретет к тому времени какую- нибудь «Хельгу». Тогда мы постараемся ее у него выкупить.
– Или выкрасть! – заявил Зяма, которого скудость финансовых средств вынуждала мыслить
