секунду-другую снова зверещал.
Я рискнула снять одну руку с руля и достала телефон. Норовистый велосипед тут же перекосился, и мне пришлось сбавить скорость, чтобы не упасть. Откровенно говоря, случайная передышка меня порадовала, но на моем голосе это никак не отразилось.
– Чего надо? – хрипло спросила я, даже не посмотрев, кто звонит.
– Инка, ну, наконец-то! – вскричала трубка Ванькиным голосом, тоже не особенно ласковым. – Где вы?
– Я лично преследую бандитский фургон!
– На велике? – поинтересовался Горин. И не удержался от неуместного вопроса:
– Ну, и как тебе?
– Очень увлекательно! – желчно ответила я. – Даже затягивает! Зяму вот затянуло прямо в цепь, так что он выбыл из гонки, остался лежать на обочине шоссе…
– Это какое именно шоссе? Ростовское? – деловито уточнил Горин. – А далеко вы уехали?
На этот вопрос я могла ответить совершенно точно. Я как раз миновала синенькую табличку с беленькой надписью «Екатеринодар – 12 км», о чем и уведомила Ваньку.
– Успею, до города нагоню! – уверенно сказал он. – Слышь, Инок, продержись еще пять минут, я еду к тебе на машине.
– Отличная мысль! – Я обрадовалась тому, что милый Горин вот-вот избавит меня от необходимости крутить педали. И от полноты чувств даже хотела признаться своему спасителю в любви, да Ваня уже отключился.
На подъезде к Буркову карета «Скорой помощи» едва не столкнулась с синей «Ауди», которая вылетела из-за поворота, скрежеща и дымя колесами, как болид лидера «Формулы-1».
– Вот чертова тачка! – выругался водитель «неотложки», с трудом выправив свою машину.
«Скорая» корабликом поплыла по узким улочкам дачного поселка, и на ближних подступах к незабываемой даче на улице Зеленой вновь с большим трудом разминулась с бешено мчащимся автомобилем.
– Гоняют как сумасшедшие! – возмутился доктор Васильич, высунувшись в окошко и проводив неприязненным взглядом «Жигули» цвета баклажан. – А еще говорят, что в деревне люди ведут спокойный образ жизни!
– Как же! – хмыкнул Трубкин. – Спокойный образ жизни!
Он снял одну руку с руля, оттопырил большой палец и потыкал им через плечо:
– То-то у нас с тобой полным-полна коробочка! Пятеро пациентов, и все сплошь спокойнейшие деревенские люди!
Васильич не ответил, но тяжко вздохнул.
– И, похоже, будет еще пополнение! – не умолкал разговорившийся водитель.
Предчувствия его не обманули. Прибыв по адресу, «Скорая» напрасно гудела клаксоном, на призыв никто не откликнулся. Доктор Васильич очень неохотно проследовал с чемоданчиком во двор и через минуту вылетел обратно со скоростью спринтера. Волосы под его врачебной шапочкой встали дыбом, очки перекосились, лицо посерело.
– Там… там… – заикаясь, доктор тряс рукой с растопыренными пальцами, как венчиком для взбивания крема.
– Еще жертвы? – догадался бывалый водитель-санитар. Он кое-как пересчитал оттопыренные пальцы Васильича и уточнил:
– Четверо? Или пятеро? Черт, да не трясись ты так!
– Четверо! – подтвердил врач, усилием воли взяв себя в руки. – В аналогичной позиции!
– Все в лежку и мертвецки спят? – Водитель выбрался из машины, одернул на себе горчично-зеленую рубаху и огляделся по сторонам: – А где же старик со старухой?
– У самого синего моря! – не удержался от ехидной реплики Васильич. – Во дворе их нет, в доме тоже. Сами больных грузить будем, вдвоем. Куда только их складывать?
– Заскирдуем как-нибудь, – ответил неунывающий Трубкин. – Сумоиста на полу подвинем, и новеньких рядком сложим. А че? Им все равно, они неудобств не заметят!
И он зашагал во двор, подбадривая себя веселым свистом.
– Спокойной ночи, малыши! – радостно воскликнула девочка Соня, чутким детским ухом узнав знакомую мелодию даже в небезукоризненном исполнении водителя-санитара.
Девочка приостановилась у чужого двора и с удовольствием подпела художественно насвистывающему дяденьке:
– Спя-ат усталые игрушки, книжки спят! Ля-ля-ля– ля-ля!
Под милое детское пение из распахнутой настежь калитки, крякая и приседая под тяжестью своей ноши, выступили Васильич с напарником. Они несколько небрежно, за руки за ноги тащили к «неотложке» оглушенного Веткина в спортивной каске велогонщика. Увидев эту сцену, нервная бабушка Сумкина опять выронила свои пыльные мешки с провиантом и схватилась за сердце. Взгляд ее против воли потянулся к карете «Скорой помощи», в просторном чреве которой смутно угадывались многочисленные тела в спортивном обмундировании.
– Основная группа! – прошептала бабушка, вспомнив слова телепузика, который отбился от своей команды и малодушно сошел с дистанции.
Судя по всему, финиш ползунам-марафонцам дался дорогой ценой!
– Одеяла и подушки ждут ребят! Ля-ля-ля-ля-ля! – продолжала старательно выводить Сонечка.
– Вот уж это фигушки! – в два голоса ответили доктор и водитель, сгружая бесчувственного Веткина на голый пол фургона.
– Сонечка, пойдем скорее, детка! – спохватилась бабушка Сумкина.
Подобрав свои оклунки, она обогнула «Скорую» по широкой дуге и торопливо зашагала прочь, направляющими окриками гоня впереди себя неугомонную Сонечку.
– Знаешь, бабуля? А меня осенью мама тоже в спортивную секцию отдаст! – похвастала девочка.
– Только не на ползучее марафонство! – испугалась любящая бабушка.
Остаток пути до калитки собственного дома она сокрушенно размышляла о том, что занятия спортом вовсе не так полезны для здоровья, как об этом принято говорить.
Тем временем приблизительно в трех километрах от дачного поселка Бурково в сторону города легкой побежкой марафонца – не ползучего, а двуногого прямоходящего – трусил симпатичный молодой человек в оригинальном нижнем белье. Трусы из натуральной ткани, на сто процентов состоящей из волокон конопли, были скроены буфами, наподобие штанишек инфантильного принца из старого отечественного кино про Золушку. Короткие пышно-складчатые панталоны были сочного оранжевого цвета, так что с расстояния в десяток-другой метров их запросто можно было принять за мутировавшую двудольную тыкву. На водителей проносящихся по шоссе транспортных средств тыквенные трусы производили сильнейшее впечатление. Бегуна то и дело приветствовали сигналами клаксонов, но он не обращал на это внимания.
Чудаком в оранжевом белье был Зяма. Свои менее броские парусиновые бермуды деревенского розлива он вынужденно пожертвовал велосипеду, который подло зажевал одну штанину цепью и ни в какую не соглашался расстаться со своей добычей. В результате этой стихийной смычки города и деревни – то есть современного велика и посконных штанов – Зяма остался и без транспортного средства, и без порток. Однако эта двойная утрата не остановила его. Сознавая свой долг перед родиной, семьей и злопамятным Пантюхиным, несгибаемый дизайнер продолжал преследовать отступающего противника пешим ходом.
Ефим Цигаркин, лицо без определенного места жительства и рода занятий, разминулся с бегущим Зямой на широкой пыльной обочине, чихнул и некоторое время задумчиво смотрел ему вслед, размышляя, куда катится мир. Жизненный опыт самого Цигаркина неопровержимо свидетельствовал, что мир стремительно и неостановимо катится в тартарары. Как лишнее доказательство этой гипотезы Ефим расценил явление ему молодого мужика, раздетого кем-то буквально до трусов.
– Почитай, до нитки обобрали! – поцокал языком Цигаркин, проводив убегающего за поворот Зяму сочувственным взором.
