Паха вообще гигант: тридцать один сантиметр от носа до кончика хвоста и восемь в гребне!
– У него еще и гребень есть? – опасливо переспросила мамуля, тоже подобрав ноги.
– Вижу, вы серьезно занимаетесь ящерицами! – уважительно заметил папа. – Это очень…
– Паха? – услышав знакомое имя, я бесцеремонно перебила родителя. – Это тот, который Пахицефалозавр?
– Кх… кхто-о?! – Зяма, успевший набить рот едой, подавился хлебным мякишем.
– Мой любимец, – с гордостью ответил Поль. – Надеюсь, он будет замечательным производителем!
– Производителем чего? – непонятливо переспросила мамуля.
– Себе подобных, конечно же!
Я нервно захохотала. С кем это суперящерец Паха будет делать себе подобных, если, по словам Надин и Анатоля, слишком живо интересуется человеческими постелями? Рептилия-извращенец!
Поль, словно угадав нелестное мнение о своем любимце, посмотрел на меня с укором.
– Слушай, Пашка, может, ты расскажешь нам все толком? – прокашлявшись, сердито спросил Зяма. – А то я что-то немного запутался в твоих нежно-зеленых лесных крокодилах и производительных ящерицах с гигантскими гребнями!
– В принципе я тоже не прочь послушать, – сказал папуля, с беспокойством посмотрев на супругу, запихивающую в рот хлебный кус такой величины, что хватило бы и крокодилу, и динозавру. – Но только если рассказ не испортит нам аппетита!
– Не испортит! – прошамкала та.
– Давай, пацан! – кивнул Зяма Полю.
И он выдал такой текст, что мы заслушались, даже мамуля перестала жевать, замерев с открытым ртом.
Паша Ситников еще в раннем детстве определился с выбором четвероногого друга. Кому-то нравились собаки, кому-то кошки, мышки или попугайчики, а Паша раз и навсегда влюбился в ящеров. Посмотрел голливудское кино про динозавров – и началось!
Добрые родители не подавляли интерес ребенка к вымершим животным и по его просьбе с готовностью покупали книжки с картинками, атласы, игрушечные фигурки ящеров и заводных динозавров. Маленький Паша в своем альбоме по памяти рисовал диплодоков и тиранозавров, словно с натуры, и трудные названия «паразауролоф» и «пахицефалозавр» выговаривал так же легко, как «мама» и «папа».
С возрастом Пашина страсть приобрела прикладное значение.
– Знаете, какие это были гиганты? – с жаром повествовал юный динозавролюб. – Самый крупный – сейсмозавр – весил около ста тонн, при этом большая часть его веса приходилась на хвост! А что такое хвост динозавра, вы представляете себе? Это же не только орган равновесия!
– Кролики – это не только ценный мех, но и два-три килограмма диетического сала, – пробормотал Зяма.
– Хвост динозавра – это мясо! – воскликнул Поль, кивком поблагодарив его за подсказку.
– Ничего себе! – потрясенно выдохнул папуля.
Прослушав сагу о мясных гигантах, он прищурился и мечтательно улыбнулся. Не иначе, вообразил себе бескрайнюю отбивную из многотонного хвоста вымершего ящера.
– Филе диплодока в собственном соку! – ехидно прошептала мамуля, подтолкнув меня локтем.
– В таком контексте мне по-настоящему жаль, что динозавры вымерли, – сказала я, тактично смягчив ее язвительный тон до легкой насмешки. – Для страдающих от сезонной бескормицы народов Африки и Азии ящеровые фермы стали бы настоящим спасением!
– Вот именно! – с жаром вскричал Поль. – Именно поэтому я начал разводить ящериц.
– Ну, Пашка, это же несерьезно! – скривился Зяма. – Ящерицы не динозавры, они крошечные, и хвостики у них малюсенькие, голодному африканскому мужику на один зуб!
– Я все продумал, – заявил Поль. – Вот, послушайте.
Ящерицы заинтересовали Пашу не только своим кровным родством с вымершими динозаврами, но и уникальной для животного мира особенностью регенерировать утраченный фрагмент организма. Паша прикинул: если вывести достаточно крупных – хотя бы с кошку – ящериц, устроить целую ферму и регулярно изымать у чистопородных рептилий их отрывные хвостики, можно и племенное стадо в целости сохранить, и постоянно снимать приличный урожай хвостового мяса. Весьма эффективный и гуманный способ снабдить народы земли полноценной белковой пищей!
– Вот это, я понимаю, мечта у человека! – вскричал впечатленный Зяма. – До отвала накормить голодающее человечество питательными мясными хвостами! Молодец, Пашка! Не то что некоторые – только и мечтают об итальянских сапогах с опушкой и мексиканских пончо с бахромой!
– На себя посмотри! – поймала я камень, полетевший в мой огород, и швырнула его обратно. – Кто второй год ноет: хочу новую машину, хочу новую машину!
– Так ты, детка, на сафари сюда выбрался? – с умилением спросила у Поля мамуля, проигнорировав очередную пикировку своих родных деток. – Хотел особо крупных зверушек наловить для своей ящеровой фермы?
– Особо крупные что-то пока не попадаются, – сокрушенно ответил он, заглянув в свой дырчатый ящик. – Так, мелюзга! Боюсь, Паха на них и смотреть не захочет.
– Паха у нас кавалер с претензиями? – заржал Зяма.
– М-да! – папуля шумно хлопнул себя по коленкам. – Это все очень, очень интересно… А скажи мне, мальчик, твои родные знают, что ты здесь?
– Пока нет, – посуровел враз Поль. – Я вчера вечером убрался, а у Надин как раз гости были, так что моего отсутствия наверняка никто и не заметил. Думаю, меня только завтра хватятся, ближе к обеду.
– Завтра уже наступило, – напомнил папуля. – Ну что ж, картина мне ясна. Предлагаю следующий план действий. Сейчас мы все перебазируемся к нам на дачу и расположимся там. С твоими родственниками я завтра побеседую лично, и они, я уверен, разрешат тебе некоторое время погостить у нас. Ты отдохнешь от них, они – от тебя, и все ящерицы нашей лопуховой поляны будут в твоем полном распоряжении.
Наш полковник – великий стратег, мы приняли предложенный им план единогласно и сразу приступили к его реализации. В серых предрассветных сумерках мы сложили Пашину палатку, упаковали вещи, затоптали догоревший костер и потихоньку-полегоньку тронулись вдоль оврага в сторону нашей дачи. Зяму навьючили узлами, папуля подставил плечо хроменькой мамуле, а юный Поль галантно поддерживал под локоток меня и на ходу объяснял, почему он обосновался со своим брезентовым вигвамом именно на этом месте.
– Тут летом орнитолог гнездился, – рассказывал он. – Славный такой парень, сидел на дереве и вел наблюдение за редкими птицами. Очень удобно он тут устроился, грамотно, как настоящий бойскаут: на дереве дощатый помост соорудил, веревочную лестницу приладил, в земле погребок вырыл и тоже досками его накрыл и еще слоем дерна. Те тушенка и сгущенка, которые мы ели, как раз из его запасов были.
– Большое спасибо запасливому орнитологу! – громко сказала мамуля.
Папуля на секунду оставил ее, чтобы поправить на Зяминой спине сползающий вещмешок. Поль, извинившись передо мной, поспешил предложить посильную помощь.
– Дюша, я должна тебе кое в чем признаться, – проводив его взглядом, заговорщицки шепнула мамуля.
– Ох, мам, избавь меня от шокирующих откровений! – открестилась я. – Я тебя воспитывать не собираюсь, ты у нас девочка взрослая, сама должна понимать, что такое хорошо и что такое плохо.
– Это ты о чем? – нахмурилась она.
– О твоей ночевке в палатке Поля, конечно!
– Дюша, это ерунда! Я хотела сказать тебе вот об этом! – Мамуля свободной от костыля рукой полезла под куртку и вытянула из кармана джинсов небольшой плоский пакет.
– Это что? – Я развернула полиэтилен и ахнула: – Мамуля! Ты взяла за это деньги?! Да еще доллары!
– За что – за это?
– Да за ночевку же, будь она неладна! – Я взмахнула пачкой долларов, как птица крылом. – Ну, ты
