даешь! Ты знаешь, как это называется? Это называется валютная…
– Замолчи, девчонка! – гаркнула оскорбленная мамуля. – Что ты придумала? Я эти деньги нашла!
– Девочки, вы ссоритесь? – обернулся к нам папуля.
Мы с маменькой изобразили сладенькие улыбочки:
– Нет, что ты!
– Где это ты нашла пачку долларов? Собрала в лесу на денежном дереве? – ехидно зашипела я. – Так я тебе и поверила! Кстати, сколько тут?
– Тут ровно две тысячи долларов! – с расстановкой прошептала она в ответ.
– Две тысячи?! – я осеклась.
– Дошло? – теперь уже язвила мамуля. – Именно две тысячи, неслучайная сумма, правда? Я нашли их на полу в «Москвиче».
– А бриллиантового колье там случайно не было? – поинтересовалась я.
Признаюсь, мне бы очень понравилось, если бы мамуля с возгласом «Оп-ля!» вытянула из-за пазухи нитку сверкающих камней!
– Я искала, но не нашла, было очень темно, – с сожалением сказала она. – Надо будет наведаться к той машине засветло и еще раз хорошенько все обшарить.
– Оп-ля! – огорченно воскликнула я. – К сожалению, этот номер не пройдет! «Москвич» уже забрал Малыш!
– Какой малыш?!
– Тот, который с Карлсоном, – скороговоркой ответила я.
Мамуля посмотрела на меня, как на ненормальную, но сказать ничего не успела.
– Вот и я, – подойдя к нам, сказал папуля. – Как ты, Басенька, не устала? Обопрись на меня и пойдем дальше.
– Плохо дело, – сказала мамуля без видимой связи с его словами.
Она явно продолжала сокрушаться о бриллиантах, которые от нас ускользнули.
– Тебе плохо, дорогая? – встревожился заботливый папа. – Я могу понести тебя на руках!
Не слушая мамулиных слабых возражений, он подхватил ее на руки и с ускорением двинулся вперед.
– Дюха, мы сегодня ночуем во дворе, – вполголоса сказал мне подошедший Зяма.
– С чего это?
– С того, что папе с мамой надо побыть вдвоем, разве ты не понимаешь? Чтобы наладить отношения.
– А, вот ты о чем! – посмотрела я вслед родителям.
Из темноты донесся довольный хохоток папули. Мамуля, покачиваясь в такт шагам супруга на его крепких руках, игриво болтала ножками и заливисто смеялась. По мне, так они уже вполне наладили отношения, хотя явно не прочь были их закрепить.
– Чур, я сплю в гамаке! – быстро сказал Зяма.
– А я, значит, на продавленной раскладушке?
– Или с Пашкой в его палатке!
– Я могу уступить тебе одеяло! – краснея, предложил Поль.
– Нет уж, – я помотала головой. – Замотай лучше в одеяло своих ящеров, чтобы они не разбежались по двору! Клянусь, если твой растленный Паха полезет ко мне на раскладушку, я не пожалею ценное племенное животное и пришибу его тапкой!
Чувствительный Поль обиделся и надолго замолчал. Мы с Зямой тоже больше не разговаривали, сосредоточились, чтобы не поскользнуться на росистой траве.
Солнце еще не выползало из-за зубчатой, как пила, кромки леса, когда наш небольшой караван втянулся в дачную калитку. Быстро и без разговоров мы устроились на ночлег – кто где.
Сразу уснул, кажется, только Зяма. То ли совесть у него была чище, чем у других, то ли нервы крепче. Мамуля с папулей резвились в доме, Поль возился и ворочался в своей палатке, я было задремала, но вскоре снова очнулась, встревоженная глупым сном.
Очевидно, темы прекрасных бриллиантов и противных ящериц равно волновали мое подсознание, потому что сон, который мне привиделся, походил на бредовую версию сказки «Хозяйка Медной горы». Приснились мне большие изумрудно-зеленые ящерицы, целое стадо! Недобро посверкивая глазками, рептилии вереницей тянулись по лесной тропинке, и каждая тварь держала в пасти крупный бриллиант.
Как всякая нормальная девушка, ювелирные украшения я обожаю, а рептилий ненавижу. При виде гадов, распатронивших бриллиантовое колье, меня захлестнули противоречивые чувства, и я проснулась, полная желания надавать вороватым тварям по чешуйчатым лапам и набить драгоценными камнями собственные карманы.
Открыв глаза, я обнаружила, что сверкающие бриллианты имеются только в небе, да и то мелкие и тусклые. Небо уже утратило бархатную черноту, начинался рассвет.
Мне сделалось неуютно. Чего хорошего в ночлеге на свежем воздухе? Лежу я тут, посреди двора, а рядом лес и лопуховые заросли, полные крупных зеленых ящериц… А ну как любимцы Поля прибегут со мной знакомиться? Давеча в палатке я уже имела случай увидеть, какие они общительные, эти родственники Пахи-Пахицефалозавра!
Я вопросительно посмотрела на дом. Окна были темными, но это не означало, что мамуля с папулей уже уснули. Ладно, найду себе другое место.
Выжав из старой раскладушки недовольный скрип, я поднялась, собрала свое легкое ложе, забросила на спину подушку с одеялом и со всем добром переместилась в летнюю кухню, пристроенную к дому.
– Тут и я никому не помешаю, и мне никто не помешает, – приговаривала я, устраивая постель на новом месте.
К сожалению, наружная дверь кухни рассохлась, перекосилась и плохо совпадала с проемом. Как я ни старалась закрыть ее поплотнее, между косяком и дверью осталась большая щель, в которую запросто могла пролезть какая-нибудь мелкая живность в диапазоне от муравья до мышки-полевки.
Мышей я никогда не боялась, но всерьез опасалась контактов с выродившимися потомками Пашкиных любимых динозавров. Чтобы быть абсолютно спокойной, я приняла дополнительные меры против шустрых ящериц: расставила на полу вблизи своей раскладушки с полдюжины мышеловок, которые до того бестолково валялись в углу. Приспособления для тихой охоты на грызунов, переименованные в ящероловки, выстроились на ближних подступах к моему спальному месту широкой дугой.
Я наконец-то успокоилась и крепко уснула.
Глава 8
– Давай еще раз все по порядку, – безмерно усталым голосом велел Иван Сергеевич Суржиков Федору Капустину.
– Еще раз? – Федя украдкой посмотрел на часы.
Они показывали третий час ночи, военный совет в Буркове затянулся сверх меры. Федя сомневался, что ему предложат переночевать в доме шефа, и с неудовольствием предвкушал обратную дорогу в город. Он очень не любил ездить ночью, потому что глупо, совсем по-детски боялся темноты.
Разумеется, о своих страхах Федор не распространялся, но себя обмануть не мог и заранее знал: как только он окажется один в машине, скользящей по пустому ночному шоссе, каждое кривое деревце в лесополосе будет казаться ему ожившим костяком, каждый травянистый пригорок – горбом лохматого монстра, каждый огонек в поле – горящим глазом волка-оборотня. В ранней молодости Федя злоупотреблял ужастиками, а в сознательном возрасте расплачивался за адреналиновые излишества юности.
– По порядку так по порядку, – вздохнул он, подчиняясь воле шефа. – Кредитку вы, по всей видимости, потеряли еще в пятницу, а хватились только сутки спустя, когда она понадобилась. Потеряли где-то в доме, и горничная, которая делала уборку, карточку нашла, но не вернула, как обычно, а унесла с собой. Как она узнала пин-код – мне пока непонятно, буду думать. А вот пацан с пейнтбольным пистолетом со двора на
