Я никогда не чувствовала себя ребенком. Все время торопилась вырасти и доказать, что мамино «ты никому не нужна» – ее заблуждение. Единственное, что ей во мне нравилось, это когда я говорила «я сама». Поэтому я сама поступила в университет, сама его закончила, сама нашла работу, купила квартиру, сменила профессию (из школьной учительницы я стала искусствоведом). И вот теперь, когда у меня все получилось, мама решила напомнить мне о дочернем долге.
Она так и сказала: «Я тебя вырастила, а теперь ты мне должна 30 тысяч рублей». Такса, наверное, сложилась из расчета тысяча рублей за каждый год моей жизни. Я отдала бы ей деньги, но такой суммы у меня просто нет. Тогда она заявила: «Буду жить у тебя, а пенсию перечислять на сберкнижку. Так что теперь у меня появилась семья».
Ты не подумай, что я жалуюсь. У тебя и своих проблем хватает. А я выдержу, я сильная. Все так говорят. И мама – тоже. Зато у меня есть ты. Твоей любви хватит, чтобы заменить родительскую. Ведь так?
Напиши, над чем сейчас работаешь? Ты говорил, что собираешься ставить новый спектакль. Интересно, какой? Жду ответа».
«Милый мой! Твое письмо – как глоток свежего воздуха, как дуновение ветерка с запахами нашего прошлого лета. Но у меня на душе – глубокая осень. Непогоду вызвали финансовые проблемы. нас в музее стали задерживать зарплату. А других источников существования, как ты знаешь, у меня нет. Поэтому пришлось подрядиться лектором и экскурсоводом в других музеях. Никогда бы не подумала, что это не так просто. Ведь во всех городских музеях работают мои подруги и знакомые. Сначала я договорилась с директором краеведческого. Уже составила расписание, набрала группу студентов, но в самый последний момент выяснилось, что я вклинилась, сама того не желая, в график работы моей подруги – Ирины. Получается, что я, хоть и косвенно, но повлияла на снижение ее доходов. Когда утверждали мой план работы, она ничего не имела против, а накануне закатила истерику. Пришлось отказаться.
В Музее боевой славы получилось еще интереснее. Когда наступил день зарплаты, оказалось, что я прохожу как совместитель и поэтому получила всего две трети от причитающейся суммы. Это при том, что в договоре были указаны другие условия. Думаю, и тут не обошлось без вмешательства Ирины. Ей почему-то всегда плохо, когда мне хорошо. Она питается моими неудачами. Хотя я всегда ей во всем помогала. Выбила ставку в краеведческом, сидела с ее ребенком, занимала деньги, выслушивала про ее семейные неурядицы. Но ладно, черт с ней, с этой Иркой. На нее грех обижаться. У нее все как-то не ладится. Она все время говорит, что меня все используют. И ты в том числе. Я на нее разозлилась. При чем здесь ты? Что ты можешь у меня взять, кроме моей любви? Но как раз любви-то для тебя не жалко. Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Только не думай, что я у тебя прошу денег. Ни в коем случае. Я справлюсь. Я сильная, выдержу.
Рада, что ты приступил к новому спектаклю. Только почему ты держишь его в тайне? Хочешь сделать для меня сюрприз? Храни нашу тайну!»
«Здравствуй, любимый! Какое счастье, что мы скоро увидимся. Ты просто молодец! Сделать спектакль, чтобы с ним поехать на гастроли! И первым делом – в наш город, а значит – ко мне. Ради такого сюрприза стоило держать в тайне свои планы. Умница! Я тобой восхищаюсь!
Я все приготовила для нашей встречи. Ты хотел пожить в лесу, так и будет. Я сняла дачу. А чтобы тебя не пугала тишина, купила новенький магнитофон и кассеты с твоим любимым Бетховеном. Холодильник полностью забит продуктами, так что тебе ни о чем не придется беспокоиться. В том числе и о деньгах. Мне удалось немного накопить.
Я жду тебя, мой родной. Хорошо, как хочешь, встретимся только после спектакля. Зато ты и я снова превратится в «мы». Только никому не говори обо мне. Пусть это будет нашей тайной. Нашей непридуманной жизнью».
Зал взорвался аплодисментами. Единственный персонаж моноспектакля, разбросав по сцене прочитанные письма, поклонился публике. Откуда-то несмело раздалось: «Ре-жи-ссе-ра!» Он бодро вбежал на сцену и, раскланиваясь публике, широко улыбнулся. Она, с трудом стряхнув оцепенение, медленно, придерживаясь за спинки кресел, подошла к краю сцены. Их взгляды встретились. Он подал руку и вытянул ее на сцену. Она, не стараясь скрыть слезы, собрала последние силы, размахнулась и влепила звонкую пощечину. Зал затих. Послышался шум опускающихся кресел. Все подумали, что пьеса продолжается.
– Зачем ты из нашей любви сделал спектакль? – едва держась на ногах, выдохнула она.
Он взял ее за руку и, заставив поклониться, представил:
– Знакомьтесь, это автор моей пьесы.
«Браво!» – закричали зрители. – «Браво!»
Она, цепляясь за него руками, медленно сползла на пол. Он бросил на нее охапку только что врученных ему цветов и побежал раздавать автографы.
Зал заполнился музыкой Бетховена.
Украинская колбаса
Один мой поклонник ассоциировался у моей дочери с украинской колбасой. Этот продукт оставался в нашем холодильнике после каждого его визита. Но так было не всегда. На первое свидание он принес арбуз, на второе – маленький тортик, а на третье – банку кофе. Но на арбуз у него была аллергия, а сладкое и кофе он в пищу не употреблял. Тогда он начал приносить колбасу.
Это был целый ритуал. Он прятал руки за спину, загадочно улыбался и торжественно провозглашал:
– Сейчас будем ужинать.
Потом с видом добытчика шел на кухню, тщательно измерял колбасный круг, делил колбасу на три равные части и отрезал одну. Потом вспарывал ножом оболочку и резал колбасу на тонкие кружочки. Аккуратно укладывал их на тарелку и совал мне под нос:
– Понюхай, как пахнет! Просто песня, а не колбаса.
До песни не хватало совсем немного. Он открывал дверцу нашего холодильника, грустно смотрел на то место, где по задумке дизайнеров должна стоять бутылка спиртного и, не обнаружив ее, обреченно вздыхал:
– Ладно, будем пить чай.
За чаем он был немногословен. Говорил о том, что его подвел поставщик и не привез запчастей. Рассуждал на тему: «как аукнется, так и откликнется». Жаловался на плохую погоду и соседей сверху. Когда оставался последний кусочек, он говорил:
– А это тебе. Ешь, ешь – поправляйся. Вон ты у меня какая худая.
Его готовность поделиться с товарищем последним куском меня всегда умиляла. Но на этот раз в своих добрых намерениях он явно переборщил:
– Вот когда будем жить вместе, я возьму твое питание на контроль.
– А кто тебе сказал, что мы будем жить вместе? – возмутилась я.
– А мне не надо ничего говорить. Я и так все понимаю. Неужели я не вижу, что ты нуждаешься в заботе и внимании. Я тебе все это могу дать.
– Все – это колбасу?
– Ну почему только колбасу? Ты же понимаешь, я не могу делать тебе дорогие подарки до тех пор, пока не уверен, что мы будем вместе. Какой смысл тратить деньги на женщину, с которой все равно расстанешься? А если я буду уверен, что мы поженимся, значит все, что я тебе подарю, будет наше.
Я подумала, что он просто неудачно пошутил и стала его внимательно разглядывать. Смотреть особенно было не на что. Маленькие, спрятанные за толстыми веками глаза, пухлые щеки, двойной подбородок. Шеи почти нет. Основания кистей и сгибы на локтях «перевязаны» складками жира. Живот мирно покоится на коленях. Весь он как будто небрежно упакованный багаж, края которого выдают его цвет и содержимое. Если ему расстегнуть рубашку, то его станет гораздо больше. Я закрыла глаза и представила, как медленно разрезаю эту оболочку, и его тело вываливается на тарелку Вздрогнула. Брезгливо поморщилась.
– Что с тобой? – с беспокойством спросил он.
– Ты знаешь, я поняла, кого ты мне напоминаешь.
– Кого?
– Украинскую колбасу. Ты тоже завернут в оболочку.
