листву.
Идти стало заметно легче, к тому же вскоре собака привела меня к деревянным мосткам. Видимо, еще в давние времена их проложили как раз на случай такой непогоды. Жаль, я не знал имен этих добрых людей, а то бы поставил им памятник. Твердая поверхность под ногами укрепила мою веру в победу, и я еще более уверено двинулся дальше. Пес снова куда-то пропал.
Лес был сказочно красив и необычен. Вековые сосны перемежались с молодыми березами, а пышные ели соседствовали с осинами и липами. При этом каждое из деревьев имело свой собственный цвет, и все вокруг буквально взрывалось от буйства красок. Но особенное впечатление на меня произвели многочисленные стволы, склоненные в виде дуг прямо над просекой. Вполне живые деревья были выгнуты так, что мне иногда казалось, будто это искусно сооруженные кем-то неведомым арки. Такое, как я неоднократно слышал с экрана из уст уфологов, могло происходить в случае повышенной концентрации гео- и электромагнитных излучений, характерных для так называемых 'мест силы'.
Через какое-то время мостки повернули, и я, отдалившись от просеки, вышел к купальне и роднику. Пес был уже там и приветливо помахивал хвостиком. Я добрался до навеса и сел на скамью. Теперь можно было отдышаться и отдохнуть. Дождь начал ослабевать, и сквозь хмурое небо стало проглядывать солнце. До могилы старцев, по моим предположениям, оставалось еще метров четыреста. Через двадцать минут, подкрепившись остатками колбасы и испив из святого источника, я был готов к последнему рывку. Пес лежал у моих ног и облизывал шкурки.
Я погладил своего поводыря и поднялся с лавки. Путь мне по-прежнему указывали мостки. Пес потянулся, зевнул и, обогнав меня, скрылся в чаще. Мне ничего не осталось, как пойти за ним следом.
Вскоре показались кресты, и я вышел к поляне. Солнце окончательно слезло с туч, и теперь на листьях и траве повсюду играли в лучах изумрудные капли. Кресты оказались не меньше трех метров в высоту, я обошел их и, снова встав к ним лицом, задумался. Где-то под ними, как говорили, покоился прах неведомых старцев, но проверял ли кто-нибудь эту гипотезу, я сомневался. Тем не менее, несмотря на мой скептицизм, место отчего-то казалось мне очень знакомым, но где я его уже видел, я вспомнить не мог. Собака вновь потерялась из виду, и я остался один. Ощущение дежа вю упорно не покидало, и я стал терпеливо перебирать в памяти все фотографии, что успел к той минуте скачать из Сети. Разумеется, вид крестов был мне знаком именно по ним, но в данном случае воспоминания были связаны вовсе не с ними. Поляна — вот что казалось мне виденным прежде. Но как и когда — тут был вопрос.
Я снова обошел вокруг крестов, но уже по краю леса, часто останавливаясь и пристально вглядываясь в пейзаж. Сердце отчаянно колотилось, и я снова, как и у озера, попытался представить себе, как могло тут все выглядеть годы назад. И вдруг меня осенило. Да, я вспомнил эту картину очень отчетливо. Водная гладь. Поле. Лес. И поляна. Все точно так, как тогда на иконе. Все точно так. Вот здесь стояла объятая пламенем хижина, а тут перед ней рыдал на коленях солдат. Да, верно, все было именно так. На месте этих самых крестов и могил. Я вновь стал переживать то ужасное зрелище и вдруг ощутил, как наворачиваются на моих глазах слезы, как замирает дыхание и растет в горле ком. И чуть сам не расплакался.
Кем же были эти несчастные, не пожелавшие принять новых канонов и предпочтившие смерть бесчестию, вопрошал я. Но ответить на мой вопрос здесь было некому. Ни имен, ни названий на крестах, увы, не имелось. Я позвал было пса в надежде, что тот как обычно даст мне подсказку, но он так и не показался. И я все продолжал стоять, опустив голову и гладя кресты, не в силах сдвинуться с места. Я находился всего в двух шагах от развязки, но она опять ускользала…
6.4. Назад к Светлояру я возвращался уже в одиночестве. Пес, как пропал у крестов, так больше не объявлялся — видимо, он посчитал свою миссию выполненной, либо я ему к этому времени надоел. Во всяком случае, по дороге обратно он мне уже не попадался. Несколько раз в лесу и на поле я пытался еще кричать и звал его к себе, но все было тщетно. Он исчез так же внезапно, как и появился.
Назад я шел гораздо медленнее, чем сюда, и уже никуда не торопился. Дождя не осталось и следа, на ветках защебетали птички, земля начала подсыхать. Но меня перемены в погоде не радовали. Я был погружен в раздумья и очень расстроен. Вернее даже, я был зол на себя за то, что так легко поверил во все эти сказки. Конечно, путешествие по-любому пришлось мне на пользу, но главной цели поездки я не достиг. Икона по-прежнему оставалась для меня полной загадкой, и я до сих пор так и не смог не смог вскрыть ее тайники.
Часа через два, усталый и изможденный, я приблизился к озеру. Сотовый показывал четыре часа дня, и я решил наконец выпить водки. Было не холодно, но оказавшись без движения и цели, насквозь промокший и еще до конца не высохший, я начинал замерзать. В рюкзаке валялось с десяток соленых огурчиков, банка рыбных консервов, пластиковые стаканы и хлеб. Я вынул бутылку и огляделся. Ни единого человека вокруг по-прежнему не было, а мне так хотелось кого-нибудь угостить. Ладно, подумал я, не беда, вот, приму двести грамм, отдохну и пойду обходить озеро. Автобус ехал обратно в районе шести, но я решил этим вопросом не заморачиваться и, если не успею, добираться на тачке. Благо наличие средств мне позволяло.
Сев на скамью, я поменял носки, по-простецки разложил на газетке свой закусон, открыл банку с горбушей и опрокинул стакан. Сорокаградусная жидкость обожгла пищевод и желудок, я с хрустом откусил пол-огурца и заел куском черного хлеба. Внутри стало тепло и вроде бы легче, и состояние неудовлетворенности начало проходить. Я тут же налил себе еще, но только успел поднести к губам очередную сотку, как вдруг услышал:
— Не угостите, милейший?
От неожиданности я чуть не выронил стакан и с изумлением повернулся в сторону голоса. Слева от скамейки метрах в двух стоял бородатый старик с котомкой и посохом в странной одежде. Лицо его и исходивший от него запах отчего-то показалось мне очень знакомым, но я уже перестал чему-либо удивляться.
— Почему бы и нет, — ответил я, отодвигаясь и стыдливо пряча развешанные для просушки носки.
Стаканов и водки мне было не жалко, да и навряд ли я б выпил все это один. Я порылся в сумке и протянул старику стакан. — Вам полную?
— Благодарствую, — разулыбавшись, произнес дед, не делая традиционного для здешних жителей ударения на 'о'. — Мне здешняя водка в последнее время очень нравиться стала.
Он поклонился, принял угощение и, отложив посох, со знанием дела осушил стакан. Я придвинул к нему огурцы и рыбу, но он отказался. Вместо этого он отломил лишь корку хлеба.
— Вы здешний? — поинтересовался я.
— Ну, можно, сказать и так, — таинственно произнес дед.
— Николай, — протянул я ладонь.
— Варлаам, — пожал мне руку старик. — Откуда сам будешь, Микола?
Я на секунду задумался. Страшная мысль обожгла меня: а не засланный ли это кем-нибудь казачок? Я пристально вгляделся в лицо старика и внимательно огляделся. Вокруг как обычно не было ни души, но меня упорно не покидало чувство, что я его знаю. Тот невозмутимо жевал свой кусок и не торопил меня с ответом.
— Так, турист, — неопределенно произнес я. — Вот, на озеро поглядеть приехал.
— Хорошее дело, — понимающе закивал дед и коснулся меня хитрым взглядом.
Я догадался, что он имел в виду, и налил себе и ему еще по одной.
— Ну, тогда за знакомство!
— Дай бог и тебе всего… — забормотал старик и протянулся к банке с огурчиками. — Угоститься, сынок, можно?
Я кивнул и навалил себе на хлеб следом горбуши.
— Соскучился я что-то по водочке, — продолжал как бы сам с собой Варлаам, поднося стакан ко рту.
Пока он пил и закусывал, я стал его снова рассматривать. Длинные, немытые седые волосы опускались почти до локтей, густая белая борода была также спутана. Одет он был в длинную спадающую до земли темную грязную власяницу с веревочным поясом, какие носят отшельники. На плече висела
