предложенную невесткой. Лоуэл Грей, ее старший и теперь единственный сын, шел следом, чуть поотстав. Голова его была высоко поднята, а на губах играла слабая улыбка. Калландра Дэвьет, по всей вероятности, удалилась с Рэтбоуном. Именно она — отнюдь не самая близкая родственница — наняла для него адвоката, и теперь ей предстояло расплачиваться по счету.
Рэтбоун, видимо, уже принимал поздравления. Но хотя Монк всей душой желал такого завершения процесса, он почему-то чувствовал себя уязвленным, живо воображая самодовольное лицо адвоката и отблеск очередного триумфа в его глазах.
Вернувшись в полицейский участок, Монк поднялся к Ранкорну, чтобы доложить, как продвигается следствие по делу об убийстве на Куин-Энн-стрит.
Ранкорн взглянул на прекрасный выходной костюм Монка, и глаза его тут же сузились, а на скулах проступили красные пятна.
— Я жду вас вот уже два дня, — сказал он, стоило Монку закрыть за собой дверь. — Полагаю, вам изрядно пришлось потрудиться, но я, тем не менее, требую, чтобы вы постоянно докладывали о своих успехах, если таковые имеются. Читали газеты? Сэр Бэзил Мюидор — чертовски влиятельный человек. Мне кажется, вы еще не до конца осознали, с кем имеете дело. У него друзья в самых высших кругах — в кабинете министров, в иностранных представительствах, даже в королевской семье.
— А также враги в его собственном доме, — добавил Монк почти с вызовом.
Однако он понимал, что дело вскоре станет еще более запутанным и скверным, нежели теперь. Ранкорн ненавидел такие дела. Он боялся чем-либо оскорбить власть имущих, то есть людей, которые считались влиятельными; он из кожи вон лез, лишь бы угодить министерству внутренних дел и раскрыть преступление как можно скорее, чтобы умаслить взбудораженную публику. С другой стороны, Ранкорн страшился оскорбить Мюидора. Монк же оказывался между молотом и наковальней, поскольку в случае неудачи все камни полетели бы именно в него. Уж Ранкорн бы постарался опозорить на весь свет и укротить слишком ретивого инспектора.
Монк заранее предвидел эти трудности, и его злило, что, даже зная все наперед, он не может их избежать.
— Перестаньте говорить загадками, — бросил Ранкорн. — Если вам ничего не удалось выяснить и дело оказалось слишком для вас сложным, так и скажите. Я найду вам замену.
Монк обнажил зубы в улыбке.
— Отличная идея… сэр, — отозвался он. — Благодарю вас.
— Хватит дерзить! — Ранкорн окончательно вышел из себя. Он ждал от Монка совсем другого ответа. — Вы что, намерены подать в отставку? В таком случае делайте это как положено, а не в такой небрежной форме. Вы намерены подать в отставку? — На секунду в глазах его вспыхнула надежда.
— Нет, сэр. — Против желания Монк повысил голос. Первый удар он нанес удачно, но битва была заведомо проиграна. — Я думал, вы просто хотите отстранить меня от дела об убийстве миссис Хэслетт.
— И не собираюсь! С чего бы это вдруг? — Короткие прямые брови Ранкорна полезли на лоб. — Оно вам что, не по зубам? Вы же лучший сыщик во всей полиции — во всяком случае, вы об этом твердили на каждом углу! — Голос его сделался язвительным. — Хотя вы здорово сдали после того несчастного случая. С делом Грея вы справились неплохо, но вспомните, сколько времени вы с ним провозились, Грея, я полагаю, повесят. — Он поглядел на Монка с весьма довольным видом, поскольку прекрасно понимал его чувства и знал, что симпатии инспектора на стороне Менарда.
— Ошибаетесь, — возразил Монк. — Сегодня вынесли приговор. Двадцать пять лет ссылки. — Он улыбнулся, не в силах сдержать своего торжества. — Мистер Грей имеет все шансы начать в Австралии новую жизнь.
— Или помереть от лихорадки, — парировал Ранкорн. — Или от голода. Или быть убитым в драке.
— Такое и в Лондоне случается сплошь и радом, — с невинным видом заметил Монк.
— Ну так что вы стоите здесь, как столб! — Ранкорн плюхнулся в кресло. — Что вас так напугало в этом деле? Боитесь оплошать?
— Убийца находился в доме, — сказал Монк.
— Естественно, в доме! — Ранкорн уставился на сыщика. — Да что это с вами, Монк? У вас с головой все в порядке? Она была убита в собственной спальне. Никто и не говорит, что убийца выволок ее на улицу!
Монк усмехнулся, представив реакцию Ранкорна.
— Считалось, что в дом проник грабитель. — Он произносил каждое слово подчеркнуто внятно и медленно, как обычно разговаривают с тугодумами. — А я вам объясняю, что в дом никто не проникал. Кто бы ни убил дочь сэра Бэзила — он или она уже находился в доме и сейчас там находится. Общественные приличия обязывают предположить, что это был кто-то из слуг, но здравый смысл скорее указывает на члена семьи.
Ранкорн в ужасе уставился на инспектора, кровь отхлынула от его вытянутого лица, когда он наконец переварил смысл сказанного. Монк не скрывал удовлетворения.
— Это нелепость! — выдохнул начальник. Горло у него пересохло, язык отказывался подчиняться. — Опомнитесь, Монк! Вы что, ненавидите всех аристократов? Как вам в голову могло прийти столь чудовищное обвинение? Или вам мало дела Грея? Да вы с ума сошли!
— Свидетельства неоспоримы.
Ужас Ранкорна был, увы, единственной радостью Монка. Он и сам бы предпочел разыскивать растворившегося в ночи грабителя, выслеживая его в лабиринте притонов и трущоб, куда даже полиция не всегда осмеливается сунуть нос, где царит насилие и закон — лишь пустое слово. Это было бы куда менее опасно, чем обвинить в убийстве кого-то из Мюидоров.
Ранкорн ловил ртом воздух.
— Да, сэр? — осведомился Монк, широко раскрыв глаза.
Все чувства, которые сейчас испытывал Ранкорн, попеременно отражались на его лице: страх перед последствиями скандала, вызванного бестактным поведением Монка, сменился надеждой, что в этом случае удастся избавиться от настырного подчиненного, давно уже наступающего ему на пятки.
— Ступайте, — сквозь зубы приказал Ранкорн. — И да поможет вам Бог, если вы ошибаетесь. Будьте уверены, уж я-то вам помогать не стану.
— Я на это никогда и не рассчитывал… сэр.
На миг Монк вытянулся по струнке, выражая тем самым скорее насмешку, чем почтение, затем повернулся и вышел.
Монк был доволен, что привел Ранкорна в отчаяние, но, направляясь домой на Графтон-стрит, он вдруг задал себе вопрос: а таким ли был Ранкорн, когда они с ним встретились впервые? Когда он еще не почувствовал угрозы, исходящей от Монка — человека честолюбивого, настырного, хвалящегося своим живым умом? Теперь Монк был почти уверен, что собственноручно создал себе врага. И едва ли оправданием ему мог служить тот факт, что Ранкорн не слишком умен и не одарен способностями. Чем слабее человек, тем постыднее брать над ним верх, пользуясь его изъянами. Если сильный безответствен и своекорыстен, то на что надеяться слабому?
В тот вечер Монк лег рано, но долго не мог уснуть. Он лежал на спине, глядя в потолок и испытывая острое отвращение к собственной персоне.
На похороны Октавии Хэслетт съехалась добрая половина лондонской аристократии. Кареты запрудили Лонгхэм-плейс, остановив все прочее движение. Вороные лошади с черными плюмажами, кучера и лакеи в ливреях, трепетание траурного крепа, отшлифованная до зеркального блеска и словно онемевшая медь упряжи. Тщеславные особы узнавали в толпе отпрысков древних родов Британии, Франции и даже княжеств Германии. Скорбящие дамы поражали случайных зевак траурными нарядами безупречного покроя, огромными кринолинами, убранными лентами капорами; джентльмены — лоснящимися цилиндрами и сияющей обувью.
Все происходило почти в полной тишине: копыта — закутаны, каблуки — не скрипят, разговоры — только шепотом. Немногочисленные прохожие останавливались и с почтением склоняли головы.
Стоя рядом со слугами на ступенях церкви Всех святых, Монк наблюдал за прибытием семейства
