— Вы хотите, чтобы я по-прежнему занимался драгоценностями? — спросил Ивэн с сомнением. Он явно не видел в этом никакого смысла.
И Монк готов был с ним согласиться. В любом случае драгоценности или давно выброшены, или уничтожены. Из-за чего бы ни погибла Октавия Хэслетт, Монк ни на секунду не верил ни в грабителя с улицы, ни в алчного слугу, проникшего в комнату хозяйки с целью наживы. Ну не глупо ли лезть туда ночью, точно зная, что Октавия у себя, когда можно сделать это днем без лишних хлопот.
— Нет, — решительно заявил Монк. — Будет лучше, если вы потратите время на беседу со слугами.
Монк обнажил зубы в улыбке, и Ивэн ответил ему точно такой же гримасой. Он уже дважды был в доме Мюидора, каждый раз задавая одни и те же вопросы и получая на них краткие нервные ответы. Ивэн прекрасно понимал слуг. Как им не бояться полиции, если каждая встреча с нею грозила их репутации, не говоря уже о том, что хозяева могли заподозрить, будто они и впрямь знают что-либо об убийстве.
— Ее убил кто-то из домашних, — добавил Монк.
Ивэн приподнял брови.
— Кто-то из слуг? — В его голосе звучало откровенное сомнение, да и глаза сержанта были при этом слишком уж невинны.
— Что ж, мысль хороша, — ответил Монк. — Власти будут нам весьма благодарны, если мы арестуем кого-нибудь из прислуги. Но, думаю, для такого подарка у нас должны быть весьма веские причины… Нет, я просто надеялся, что, разговаривая со слугами, вы побольше узнаете о самом семействе. Слуги многое подмечают. Их, правда, приучили молчать о том, что происходит в доме, но, если они почувствуют, что им угрожает обвинение в убийстве, языки у них могут и развязаться.
Беседа происходила в кабинете Монка, куда более тесном и темном, нежели кабинет Ранкорна. За окнами стояло светлое и холодное осеннее утро. Простой деревянный стол был завален бумагами, а ковер настолько затоптали, что на нем образовалась отчетливая дорожка от стола к двери.
— С большинством из них вы уже встречались, — продолжал Монк. — И каковы ваши впечатления?
— Обычная картина, — медленно произнес Ивэн. — Горничные в большинстве своем молоды, с виду ветрены, любят поболтать и похихикать. — Солнечный луч, ворвавшийся сквозь тусклое оконце, упал на приятное лицо сержанта, придав его чертам рельефность. — Тем не менее жить им приходится в довольно суровом мире, под присмотром хозяев, которые не видят в них людей и требуют беспрекословного подчинения. Жизнь у них куда труднее моей. Некоторые из них еще совсем дети. — Он взглянул на Монка. — Будь я на пару лет старше, я годился бы им в отцы. — Эта мысль, казалось, озадачила Ивэна, и он нахмурился. — Одной из девочек всего двенадцать. Мне пока не удалось выудить из них хоть что-нибудь достойное внимания, но я не верю, чтобы это был кто-то из них.
— Из молоденьких служанок? — уточнил Монк.
— Да… Те что постарше — другое дело. — Ивэн произнес это и сам усомнился. — Хотя все равно не могу себе представить, что могло их на такое толкнуть.
— А мужчины?
— Кто угодно, только не дворецкий. — Ивэн криво усмехнулся. — Это сухарь, старый педант армейской закалки. Если когда-то его и одолевали какие-либо страсти, то сейчас, полагаю, он о них уже и думать забыл. Да и с чего бы, скажите на милость, дворецкому, уважаемому человеку, убивать дочь хозяина да еще в ее собственной постели? Как он вообще мог там оказаться посреди ночи?
Против воли Монк улыбнулся.
— Вы не читаете бульварную прессу, Ивэн. Послушайте, что распевают иногда на улицах.
— Чепуха, — искренне сказал Ивэн. — Только не Филлипс.
— Лакеи? Конюхи? Посыльные? — настаивал Монк. — И как насчет женщин постарше?
Сержант присел на подоконник.
— Конюхи спали рядом со стойлами, а дверь черного хода по ночам запирают. Посыльный? Возможно, но ему всего четырнадцать лет. Да и какой у него мог быть мотив? Женщины постарше? Ну это еще куда ни шло: могла сыграть свою роль ревность, или же хозяйка попросту третировала горничную… Но все это повод к неприязни, а не к ненависти, да еще такой, чтобы послужила причиной убийства. Ни одна из горничных не выглядит безумной или склонной к вспышкам ярости. А ведь нужно было совсем потерять голову, чтобы на такое решиться. Если страсти и закипают, то в их собственном кругу. Они терпят всякое обращение от членов семейства. — Ивэн посмотрел на Монка и хмуро усмехнулся. — Но друг другу вольностей не спускают. У них там строгая иерархия, и если уж они и готовы пролить кровь, то выясняя, кто какую работу обязан выполнять.
Ивэн заметил, что при словах «пролить кровь» Монк насторожился.
— Нет, не убить. Поставить пару синяков, в крайнем случаев пробить голову, — объяснил он. — Но думаю, что слуги, как правило, ссорятся друг с другом, а не с хозяевами.
— А что, если миссис Хэслетт выведала какую-то тайну, порочащую одного из слуг? Какой-нибудь старый грех — воровство или распутство, — предположил Монк. — В этом случае слугу бы уволили, а без рекомендации не найти нового места. Такому человеку особо не из чего выбирать — потогонная мануфактура или улица.
— Возможно, — согласился Ивэн. — Есть еще лакеи. Их двое — Гарольд и Персиваль. Оба ничем особенным не отличаются. Я бы сказал, что Персиваль чуть поумнее и, пожалуй, тщеславнее.
— Кем мечтает стать лакей? — несколько язвительно спросил Монк.
— Полагаю, дворецким, — с легкой улыбкой ответил Ивэн. — Вы зря смеетесь, сэр. Дворецкий — почтенный, влиятельный, всеми уважаемый человек. Дворецкий считает себя куда выше полицейского. Он живет в прекрасном доме, ест и пьет все самое лучшее. Я знавал дворецких, которые пили кларет покачественнее, чем тот, что они подавали своим хозяевам…
— А их хозяева об этом знали?
— Некоторые хозяева не могут отличить кларет от столового вина. — Ивэн пожал плечами. — Как бы то ни было, дворецкий — это король в своем крошечном королевстве, а многие находят такое положение весьма привлекательным.
Монк саркастически приподнял брови.
— И как убийство дочери хозяина могло бы приблизить лакея к такой заветной цели?
— Да никак. Если только она действительно не узнала о нем нечто такое, после чего увольняют без рекомендаций.
Звучало вполне правдоподобно, и Монк это оценил.
— Тогда будет лучше, если вы сейчас отправитесь туда и вновь попытаете счастья, — распорядился он. — А я тем временем пообщаюсь с членами семейства. Как это ни прискорбно, но я тоже полагаю, что виновен кто-то из них. Я надеюсь поговорить с каждым наедине, в отсутствие сэра Бэзила. — Лицо его на секунду застыло. — В прошлый раз, по сути дела, он сам всех опрашивал, словно меня там и не было.
— Хозяин в своем доме. — Ивэн спрыгнул с подоконника. — Чему тут удивляться!
— Вот потому-то мне и хотелось бы повидаться с каждым из них где-нибудь подальше от Куин-Энн- стрит, — вздохнул Монк. — Боюсь, что на это потребуется не меньше недели.
Ивэн закатил глаза, изображая ужас, и молча вышел. А через секунду Монк услышал его шаги на лестнице.
На разговоры с членами семейства вне стен дома действительно ушла почти вся неделя. Сначала Монку сильно повезло — он встретил в Грин-парке Ромолу Мюидор, совершавшую там променад. Она шла по зеленой аллее параллельно Конститьюшн-роуд, разглядывая деревья возле Букингемского дворца. О том, что она окажется в это время именно здесь, Монка известил лакей Персиваль. Ромола приехала сюда с Киприаном, который затем отправился завтракать в свой клуб на Пиккадилли.
Она собиралась встретиться с некой миссис Кетеридж, но Монк улучил момент, когда Ромола еще прогуливалась в одиночестве — по-прежнему в трауре, как и подобает женщине, чья семья только что понесла утрату, однако наряд ее был весьма привлекателен: многоярусные широкие юбки отделаны бархатом, рукава вздувались черным шелком, шляпка чудом держалась на самом затылке, а волосы
