очень сильные воздушные бои, названные впоследствии 'Кубанскими сражениями'. Для летчиков эти сражения были школой боевого мастерства. В отдельные дни проходило до 50 воздушных боев с участием 30-50 самолетов с каждой стороны. Вот в такое время я и прибыл на фронт.
На следующий (после прилета на аэродром полка) день я в паре с командиром нашей эскадрильи вылетел на боевое задание, при выполнении которого воздушный бой не должен был бы быть. Однако он случайно и неожиданно состоялся. После выполнения задания командир спросил меня, как я отнесся к ведению воздушного боя. Я ответил, что кроме самолета ведущего ничего не видел. И рассказал ему, что мой командир звена П. Щеблыкин начал сразу обучать меня (как я только попал к нему в звено) тому, что самое главное в воздушном бою для ведомого. Он говорил: 'Ты должен видеть ведущего все время, пока идет бой. Не будешь видеть – потеряешь его. а потеряешь его – будешь сбит. Будешь всегда следить за ведущим – не будешь сбит'.
Командир эскадрильи брал меня с собой не в каждый вылет. Только потом я понял, что часто '… в бой шли одни старики'.
За время воздушных боев при освобождении станиц Крымская, Киевская и др. (до 30 мая) я выполнил до 30 боевых вылетов, провел не меньше 15 – 18 воздушных боев, лично сбил один бомбардировщик и в паре – один истребитель. Бомбардировщик сбил лично, но руководил моей атакой мой командир эскадрильи.
Когда мы стали подходить к врагу (он шел почему-то один), мой командир сказал по радио, чтобы я вышел вперед и начал догонять противника. Я это сделал и тут же открыл огонь.
– Ведущий, не стреляй, это далеко. Подходи ближе.
Я чуть-чуть приблизился к противнику и снова открыл огонь, т.к. стрелок 'Юнкерса' вел огонь тоже. Ведущий сказал: 'Подходи ближе и смотри, как идет трасса 'Юнкерса'. Я снова подошел еще ближе, и когда до врага оставалось не более 50 м, я открыл огонь. А вот тут уже это было заметно, как моя очередь оборвалась у самолета противника и он загорелся. Ведущий поблагодарил меня и сказал, чтобы я дал еще одну очередь, что я и сделал. Самолет начал падать. Мы вышли из атаки. Он по радио сказал: 'Это твой первый сбитый!'
В воздушном бою 30 мая мы вместе с моим ведущим удачно атаковали и сбили истребитель Me-109. Увлекшись атакой, ведением огня и обладая все- таки небольшим опытом, я не заметил, как был атакован другим 'мессером'. Увидев его, я не сумел уйти от атаки противника, а он успел открыть огонь и поразить мой самолет. Снаряды попали в правое крыло и в правый борт фюзеляжа. Один снаряд взорвался в кабине (между мотором и приборной доской), и я был ранен в ногу. Другой снаряд попал прямо в пробку крыльевого бака. В кабине начало брызгать масло двигателя, загорелся бензобак правого крыла. Кабина сразу же наполнилась дымом. Бой, который мы вели, продолжался, а вести я его уже не мог. Нужно было покинуть самолет с парашютом, но я не знал, над своей ли территорией нахожусь или над вражеской. Подо мной была река Кубань, но линия фронта пересекала ее так, что в одном месте за рекой была наша территория, а в другом – вражеская. Прыгать я не решился, т.к., прыгнув, мог оказаться у немцев, и продолжал тянуть как можно восточнее. И только когда взорвался правый крыльевой бак, я решил садится.
Полет был довольно продолжительным, и бензин из крыльевых баков был израсходован, поэтому бак взорвался пустым. Если бы кто-нибудь мне сказал, что у него взорвался бензобак и самолет остался целым – я не поверил бы. Но здесь так и было – если сначала пробоина в бакс от снаряда была диаметром 15-20 см, то после взрыва она стала размером до 50-60 см. Это потребовало произвести уже немедленную посадку (к тому же и остановился двигатель). Посадил я самолет на фюзеляж. Выскочил из кабины и, пробежав 40-50 м, услышал взрыв. Это взорвался мой самолет. Обернувшись, увидел пожар и груду обломков.
Через некоторое время, минут через тридцать, я попал в полевой госпиталь (я сел от него метрах в 800- 1000). В госпитале мне сделали операцию на ноге. После госпиталя привели (я еще ходил, а вот потом, дня через два-три, мне действительно стало худо) к командиру стрелкового полка. Он сказал, что у него сын тоже летчик, служит в 84-м авиаполку. А я знал такой полк и сказал командиру, где он находится. После небольшого разговора он предложил мне поужинать и выпить. Он налил в банку (наверно, больше 0,5 л) портвейна '777' и сказал: 'За авиацию'. Я без отдыха выпил эту банку, хотя мне шел лишь 21 год. 'Но я же летчик, черт возьми!' – сказал я себе, прикладываясь к этой банке. Мы еще довольно долго разговаривали, попили крепкого чая, и я пошел спать. Утром он приказал отправить меня па машине на мой аэродром.
Когда я в первый раз смотрел кинофильм 'В бой идут одни старики' и увидел, как Титаренко выпил без воды спирт, я подумал: 'Боже мой! Ведь со мной так же было, но только с портвейном вместо спирта и с посудой, равной 0,5 л, а может и немного больше' Но ведь как похоже.
Пока я, раненый, лежал в лазарете. 926 иап улетел на получение новых самолетов, оставив часть летчиков для направления в другие полки. Я был назначен в 88 иап. Я прибыл в полк (вернее, в лазарет полка) на санитарной машине в конце июня. Здесь мне зачитали документ о том. что летчик 926 иап младший лейтенант Филатов Н.И. за ведение боевых действий награжден орденом 'Красная Звезда'. Мой сосед по палате в лазарете (тоже раненный в ногу) В.Резник выразил желание отметить эту награду, и мы обратились к главному врачу. Тот наше настроение понял, и на ужин нам для поднятия аппетита налили по 50 граммов спирта. Так мы отметили эту мою первую награду.
88 истребительный авиационный полк (иап) в свое время был сформирован на аэродроме Винница па основе 6 отдельной авиационной эскадрильи, имевшей ко времени организации полка достаточный опыт летной работы. С мая 1940 г. полком стал командовать майор А.Г. Маркелов.
22 июня по тревоге Маркелов прибыл в штаб полка. Началась сложная и тяжелейшая организация и проведение боевых действий.
В полетах участвовали почти все летчики, т.к. несмотря на воскресенье, все самолеты были боеготовы.
К вечеру вроде бы немного утихло. У Маркелова на столе лежали две коробки папирос 'Триумфальные'. (Эти папиросы и еще папиросы 'Северная Пальмира' до войны были самыми дорогими). Маркелов позвал к себе в кабинет начальника секретного делопроизводства и, взяв одну коробку 'Триумфальных', приказал ему положить ее в сейф и хранить на уровне секретных документов до конца войны. При этом сказал: 'Раскурим эти папиросы после окончания войны. Распределять папиросы для курения могу только я, если буду жив – где бы я ни был. Если же я погибну, это сделает только новый командир полка'.
Об этом принятом решении и его исполнении рассказывали всем, кто прибывал в полк. Мне это рассказал В.Резник в лазарете.
После окончания лечения я был назначен летчиком и третью эскадрилью (3 аэ), командиром которой был старший лейтенант Князев В.Л., а командиром звена, в которое я был направлен, был лейтенант Собин В.В.
Князев был прекрасным летчиком, умелым командиром и душевным, добрым человеком, правда, иногда очень вспыльчивым, небыстро отходящим от приступа. Начал воевать он 22 июня 1941 г. и первым в полку сбил немецкий самолет. Собин тоже считался опытным летчиком, в полку он воевал с конца 1942 г. Выдержанный и исполнительный.
В первые же дни моего пребывания в полку начались вылеты с сильными воздушными боями. Это было продолжение Кубанских сражений. Мне, еще молодому, с небольшим боевым опытом летчику, очень необходимы были такие опытные и умелые командиры, как Собин и особенно Князев. Князев мог учить нас воздушным боям в самых сложных условиях. Так, например, то ли в июне, то ли в июле, не помню точно, в воздушных боях стали встречаться немецкие истребители FW-190. Драться нам с ними еще не приходилось. И вот однажды наша четверка под руководством Князева встретила пару 'Фоккеров', и он по радио приказал ведомой парс в бой не ввязываться, но все время быть рядом и внимательнее смотреть. Мы сначала не поняли, что происходит, а потом догадались – он стал вести бой с 'фоккерами' на равных – кто кого. У них бой оказался ничейным. Но когда вечером командир полка начал разбор боевых действий дня (а это делалось ежеденевно – при хороших или плохих боях). Князев полностью дал характеристику этого самолета в воздушном бою.
С Князевым я летал довольно часто, а в остальных случаях летал с Собиным, а последнее время (до назначения меня старшим летчиком) летал ведомым у старшего летчика Базунова А.К. Однако и после назначения меня старшим летчиком Князев и помощник командира полка Пылаев К.А. часто назначали меня ведомым. Я был доволен, когда они брали летать с собой. Я приобретал уверенность и мастерство в боях и
