Справа вдоль дороги разноцветными платками лежали поля — желтые, золотисто-розовые, зеленые. Слева ещё не кончился лес, а за поворотом уже открылся спуск к реке, бревенчатый мост и за ним в ложбине, как в тарелке, раскинувшиеся дома Сайгатки.
Ольга Васильевна встала в повозке во весь рост. Горячий ветер нёс с гречишного поля запах мёда и повилики, ровный, не проходящий стрекот кузнечиков.
— Это что, Спиридон, школа новая у вас? Да? Так ты говоришь, отец твой — Кирилл Афанасьев? — Ольга Васильевна откинула со лба растрепавшиеся волосы, и глаза её молодо заблестели. — Ну, так я его когда-то учила. Только школа тогда была старенькая, деревянная… А там больница? А там клуб? Ты, Спиридон, в каком классе?
— За пятый сдал, — натягивая поводья, степенно ответил мальчик.
— Вот видишь! А когда я была здесь учительницей, на Сайгатку и на Тайжинку было всего два класса, для старших и для малышей. Стой, подожди-ка…
Ольга Васильевна замолчала и спрыгнула зачем-то с повозки.
Снизу, от реки, им навстречу поднималась в гору по меже какая-то явно городская девочка. Платье на ней было короткое, ноги белые, и передвигала она их, подворачивая ступни, точно боясь уколоться. За ней поодаль шли Вера Аркадьевна и две белоголовые девчушки, побольше и поменьше.
Ольга Васильевна заложила руки за спину и медленно пошла по дороге. Девочка в городском платье тоже замедляла шаги, точно спотыкалась. Лицо у неё было красное, виноватое, но с упрямой складкой на лбу, брови сдвинуты.
— Бабушка, — сказала она торжественно-испуганным голосом, — бабушка, а я уже здесь.
— Вижу, — строго ответила Ольга Васильевна. — Это-то я прекрасно вижу!
Варя судорожно вздохнула:
— Бабушка, я дорогу с разъезда сама нашла, честное слово. То есть не совсем сама… Ты меня прости, бабушка… — Она пригнула голову и замолчала.
Вера Аркадьевна нагнала её, Ганька с сестрёнкой замерли на меже.
— Вижу, — повторила Ольга Васильевна. — С чем тебя и поздравляю, отважную путешественницу!
Она молча крепко пожала руку улыбнувшейся Вере Аркадьевне, потом ласково погладила по головам обеих девчушек и громко сказала:
— Ну-с, а теперь у меня такое предложение: пусть Спиридон везёт чемодан на лошади, а мы все пройдёмся пешком. Очень мне хочется посмотреть знакомые места. И, кстати, узнать, как живёт кой-кто из моих старых друзей. Согласны?
Конечно, все были согласны.
Ольга Васильевна подождала, пока Спирька в повозке не обогнал их, взяла Веру Аркадьевну под руку и вышла на дорогу. Варя, Ганя и её сестрёнка Домка усердно запылили босыми ногами.
От реки, где было размётано по лугу только что скошенное сено, вдруг гулко ударили в железный рельс. И сразу по близкой уже Сайгатке голосисто и задорно пошли перекликаться петухи.
— Что это, звонят? — спросила Ольга Васильевна.
— Да, перерыв на обед у колхозников. Видите, грузовик бидоны развозит?.. Полдень.
Варя приложила к щели в заборе глаз, потом уткнулась в неё носом. Ольга Васильевна велела им с Ганькой дожидаться за оградой, на улице. Сама бабушка стояла сейчас во дворе у колодца и внимательно смотрела на торчащую над ним, как хлыст, палку. Вот она подошла к дому, погладила зачем-то рукой резные наличники.
На крыльцо выплыла смуглолицая, в длинной, до полу, юбке старуха. Голова у неё была плотно повязана клетчатым платком. Увидев Ольгу Васильевну, старуха низко-низко поклонилась и не сказала, а точно пропела:
— Милости… милости прошу, неоценная…
Ольга Васильевна по-молодому подбежала к ней, обняла, и они три раза, крест-накрест, поцеловались. Старуха поклонилась опять:
— В избу айда, гостьей будешь… — Обернулась, топнула ногой на подобравшегося к крыльцу поросёнка с закорючкой вместо хвоста: — Я т-тебя!.. — да так, что по всему двору пошло откликаться в закоулках, и уплыла вместе с бабушкой в дом.
— Хочете, я вам галку ручную покажу? Не то бычка махонького? — дёрнула Варю за плечо Ганька.
— Конечно, хочу!
Девочки побежали через огород к сарайчику с трубой. Маленькая Домка припустила было за ними, но Ганька крикнула на неё, и та уселась с разбегу на капустную грядку.
Ганька отворила скрипнувшую дверку. Из сарайчика пахнуло мокрыми половицами. Она позвала:
— Феденька! Федюк!
Со скамейки в углу к девочкам вспорхнул и запрыгал маленький, чёрный как уголь галчонок.
Ганька взяла его на руки. Одно крыло у галчонка было растопырено, перья торчали врозь.
— С гнезда выпал, мы и подобрали. Спирька его черёмушки клевать учит!
— Зачем?
— Хочете, покажу?
— А он тут в сарае так один и живёт?
— Да то ж не сарай, баня!
Ганя передала галчонка Варе. Она неловко прижала его к груди и вдруг вскрикнула: галчонок зашипел, разинул клюв и схватил её за палец.
— Не бойтесь, он слабенько! — затрясла косицей Ганька.
Варя перехватила галчонка подолом, палец сунула в рот. Они вышли из баньки, и Ганя запрыгала через длинные зелёные бороздки по огороду куда-то вниз. Варя, боясь уронить галчонка, — за ней.
У большого развесистого дерева они остановились.
— Давайте, — сказала Ганя, — Федьку-то.
Варя вывалила ей в руку галчонка. Ганя посадила его на ладонь, приподняла и тоненько, ласково сказала:
— Угу, Феденька, угу!
Галчонок посидел, махнул растопыренным крылом и вспорхнул на нижнюю ветку дерева. Потом на другую, на третью и пропал в зелени.
— Угу, Феденька, угу! — пела внизу Ганя.
Листья черёмухи где-то вверху зашевелились, и к Вариным ногам вдруг упала нежно-зелёная веточка с чёрными, блестящими, как бусы, ягодами.
— Есть можно? — спросила Варя.
— А то нет!
Варя сунула веточку в рот и разжевала. Сразу перекосило лицо — рот поехал в одну сторону, нос в другую.
— Сладки? — спросила Ганя.
— С-сладки…
Зажмурившись, Варя подошла к дереву.
— А мож-жно, я тож-же полезу? — спросила, с трудом сведя разошедшиеся губы.
— А то нет!
Варя уцепилась за сук, вскарабкалась на него. По лицу её стегнула упавшая сверху новая веточка.
— Ш-швыряется он! — сказала Варя, прижимаясь к стволу.
— Угу, Феденька, угу! — пела внизу Ганя.
В это время с огорода, от дома, тоненько прокричала маленькая Домка:
— Бежи-те шкорей, ба-бушка кличут!
— Ой, нам это? — встрепенулась Ганька.
Варя перелезла на следующую ветку, наклонилась и сказала, раскачиваясь:
