вкладывая в каждую деревянную расписную ложку.
…Большущая луна вылезла из-за лиственницы.
Костёр догорал, за ним, в темноте, всхрапывали и переступали ногами лошади.
Варя и Ганька взялись за руки и побежали в поле. Ноги не слушались, и было ужасно весело.
пела Варя, а за ней и Ганя.
— Домой, домой! Вы где, разведчицы? — прокричал от костра Борис Матвеевич.
Ганька прыснула. Они с Варей схватились за руки и попрыгали около тёмного молчаливого Пегого, около светлой Боярыни. К ним от костра через навороченные пласты земли шла Маша с пучком белой пушистой травы в руке. За ней вышагивал длинными ногами Толя. В темноте казалось, его клетчатая ковбойка движется на ходулях.
— Разведчицы, домой! — звал Толя.
Боярыня фыркнула, пошевелила ушами и заржала. Толя откинул голову и тонко, совсем как настоящий жеребёнок, ответил ей: «И-го-го!» Боярыня повторила ласково, зовуще: «И-го-го…»
— Балуетесь всё, Анатолий Иванович! — засмеялась Маша. — Лучше б птаху какую приманили.
— Для вас, если захотите, можно и птаху.
Он помолчал, и Варе с Ганей показалось, что лес подошёл ближе, а над головами пискнула и ворохнулась проснувшаяся птица. И почти сразу из притаившегося настоящего леса глухо и нежно кто-то щёлкнул в ответ.
— Варвара-а!
Ольга Васильевна стояла у костра, освещенная гаснущим пламенем. Варя и Ганька повернулись и побежали к ней. Вера Аркадьевна и Спирька уже укладывали в плетёнку мешочки с пробами, отвязывали бадью. Борис Матвеевич с дядей Кириллом перекатывали бочонок с керосином.
— Ой, бабушка, не хочу домой, здесь так хорошо! — крикнула Варя и заплясала на месте.
— Ну что же, можешь оставаться. Мы с Ганей вернёмся в Сайгатку, дядя поедет на скважины, а ты ночуй, если хочешь, в поле. Вон с Машей и Спиридоном! Они с утра будут здесь размечать новые шурфы.
— Нет, правда?
— А почему бы и не правда?
— Ой, бабушка, спасибо!..
С поля от межи вырвался и поплыл по воздуху чистый сильный голос:
— Маша поёт, — сказал, подходя к костру, Толя. — Ночь-то какая… Эх, хорошо!
Последнее утро
Угли погасли, только под чёрной корягой прятался огонь.
Варя на коленках подползла к костру и дунула — пепел хлопьями полетел ей в лицо. Ночь ещё не кончилась, было совсем темно.
Небо повисло низко над головой. Внезапно промчался холодный ветер, пахнуло мёдом с гречишного поля. Из темноты вдруг выступил молодой дуб, край высокой насыпи. Блеснул металлический ободок бадьи.
— Маша, вставай, Маша! — закричала Варя, вскакивая.
Они спали у костра на кошме. Дядя Кирилл со Спирей — чуть подальше.
— Гроза идёт!
Маша поднялась с кошмы, придерживая вздувшуюся косынку.
— О-о? Бежи к лесу, смокнешь.
Варя схватила одеяло и побежала. Большая тёплая капля ударила её по носу.
Добежав до первых деревьев, она остановилась задыхаясь.
Небо светилось изнутри. Ветки старой лиственницы наклонялись, часто вздрагивая. Варя присела под ними. Зелёная молния прошила тучу, зажглась над полем. При её свете стало видно: от шурфов, согнувшись, бежит Толя, за ним дядя Кирилл.
— Ох и гроза будет!
— А Спиридон где?
— Лошадь треножит.
Ещё раз осветилось небо, померкло и ахнуло над землёй. И вдруг хлынула вода.
— Где-е вы? — тонко кричал в поле Спирька.
— Сюда беги!..
— Как бы в дерево не ударило, — сказал Толя.
— Ничто, в бору повыше есть.
Дядя Кирилл накинул на Варю сложенный брезент. Варя прижалась к земле. Она видела, как шевелилась трава, как по коре дерева, точно падающая одежда, сбегала вода. Она чувствовала, что по её лицу, вот так же, смывая сон, льются тёплые струи, и намокшее платье липнет к телу, и ноги уходят глубоко в мягкий мох.
Стало тише, только над головой шуршали листья. Небо побелело, и заворчало где-то в стороне.
И за лесом, где синели слитые темнотой сосны, его тронул розовый рассвет.
Дождь пошёл косо, земля дышала, вбирая влагу.
Варя подняла голову. С лиственницы пискнула пичуга. Ей отозвались из осинника. Из-за дуба выполз робкий солнечный луч. Он упал на заросший папоротником пень, задымился.
И пошло!..
Защёлкали, засвистели в осиннике птичьи голоса. И ветер побежал по деревьям, а листья кивнули друг другу, распрямляясь и успокаиваясь.
Варя встала и выжала подол платья.
Гроза кончилась. Наступило утро.
Розовые и круглые, с загнутыми краями, грибы сидели под ёлками, и в самом большом, как в блюдце, блестела вода. Варя потрогала его ногой: он был холодный и твёрдый, как арбузная корка.
— Рыжики! — сказала Варя. — Рыжички…
Сверху к логу сбегал мутный ручей. Варя шагнула — тёплая вода с шумом захлестала её по ногам.
И вдруг от опушки в наполненную звоном и шелестом тишину леса ворвался дерзкий, настойчивый
