Любимый мой, любимый мой, ты - бог! Ты бог уже - так я велю и жажду! Не жажду, не велю, а вижу - в срок, Отмеренный богами, нашу жажду Любви переливающими в чаши, Где пламенем горят желанья наши, Где жизнь - не только в жизнь заточена, И чувство не повязано на чувство, Где и желанье - только лишь искусство Желать того, чем боль обделена, Иначе бы звалась она блаженством. Ты на Олимпе - и завершена Земная жизнь небесным совершенством. Душа моя, как птица, запоет. Надежда к ней направится с небес С известием: зла не содеял тот, Кто вовсе не попал в водоворот, А лишь в бессмертье собственном исчез. Любимый мой! Мой бог! О, дай прильнуть К твоим остылым мертвенно устам. Они как пламя в вечности. Ведь там Земную смерть дано перечеркнуть. Не будь Олимпа, я б его сложил По камушку - и там тебе служил Единственному богу и один Превыше всех заоблачных вершин. Божествен был тогда бы космос наш Любви и поклоненья. Мир вдвоем И вечность бесконечная кругом, И прошлое - лишь призрачный мираж... Но вся твоя божественная сила Есть плоть твоя, изваянная мной, И если плоть победно покорила И если победила мир земной, То страсть моя была тому виной Та страсть, что вознесла тебя превыше Затменья, и забвенья, и затишья, Из праха вырвав горькою ценой. Полки молитв моих полны тобой: Не ты, а мощь их - вот что небу мило. Создатель твой, а не любовник твой, Созданье я любил, а не находку Любил твой облик и твою походку, Тебя любил, но более - себя, И, возроптав, склоняюсь все же кротко Пред тою, что и губит не губя. Любимый мой, любимый мой! На Небо Моей великой властью вознесен Там кравчий Ганимед, там он и Геба Поникнут пред тобой! Но будь влюблен В божественной телесности отныне И в тех, кого найдешь в небесной сини, В старейших небожителей... Не там, А здесь тебе воздвигнут будет храм! Но истинно бессмертным изваяньем Не мрамор станет или же гранит, А боль моя, которая кричит, Проникнувшись неслыханным страданьем, Кричит, чтоб стать всеобщим достояньем. Пусть боль моя и память о былом Предстанут обнаженным божеством Над Времени великим океаном. Одни сочтут такое горе странным, Другие - непростительным грехом, И, красоту земную ненавидя, Рванутся в оскорбленье и в обиде С холодным оскопительным ножом К тому, в ком подражателя найдем, Но весь Восток Любви своим восходом Сиять во мраке будет год за годом, И боги снидут в мир, как мы вдвоем. Не ты один поник, а мы с тобой. Любовь образовала двуединство И в узел плоть стянула - столь тугой, Что жизнь стряхнула пошлое бесчинство, Божественной омывшись чистотой, Не признавая никакой другой. Но не душой - глазами смотрят люди, Лишь мрамор им внушает мысль о чуде, Тогда как плоть - лишь трепет вожделенья, Поэтому во мрамор облеку Мою невыразимую тоску, Печаль утраты, тяжесть сожаленья. Столь много было на моем веку Достойного любви и поклоненья, Что зов фанфар услышат поколенья, Зов от материка к материку; Любовь и боль - цепи единой звенья, Свет вечности - не ровня светлячку. Двойным напоминаньем мы застынем; Обнявшись, мы друг друга не покинем, Хоть не в прикосновенье суть любви. Нас видеть будут люди, будут боги, Века на нескончаемой дороге Узнают очертания твои. Ты Золотого века будешь эхо, Его возврата будешь знак и веха. Дни кончатся, Юпитер вновь родится И кравчим станет снова Ганимед
