Лирика

Собственной речи не понимает,
А лишь притворяется, что понимает.
Приветствую всех, кто меня читает.
Я молча снимаю пред ними шляпу,
Когда по дороге ползет телега
И они замечают меня у двери.
Я приветствую их, я желаю им солнца,
А также дождя, когда дождь им нужен,
А также чтоб возле окна в их доме
Всегда стоял бы их стул любимый,
На котором они, удобно усевшись,
Под вечер стихи бы мои читали.
И чтобы, читая стихи, считали,
Что я тоже некая часть природы,
Вроде старого дерева, под которым
В своем давнем детстве, уже забытом;
Наигравшись вдоволь, они сидели,
Утирая лоб свой разгоряченный
Рукавом полосатой своей рубашки.

'Из моей деревни глазу открывается такой простор...' Перевод М. Березкиной

Из моей деревни глазу открывается такой простор,
словно из вселенной.
А раз так, то моя деревня не меньше целой страны,
Значит, и я столь же велик, как то, что мне видно,
А не такой, как на самом деле...
Просто в городе жизнь ростом поменьше,
Чем в моем доме, что стоит на юру.
Здания в городе запирают нам глаза на ключ,
Скрывают горизонт, застят небо,
Отнимают у нас то, что дают нам глаза,
И мы уменьшаемся и беднеем, потому что видеть
это наш единственный дар.

'В тусклом свете сумерек...' Перевод М. Березкинрй

В тусклом свете сумерек
Поля за окном.
Я читаю до потемненья в глазах
Книгу стихов Сезарио Верде.
Что за горе! Он, бывший крестьянин,
Стал узником города, чья тюрьма - свобода.
Он так вглядывался в каждую улицу,
В каждый дом,
Пытаясь постичь все, что вокруг,
Как глядят на деревья,
На тропу под ногами,
Как смотрят на полевые цветы.
Его душу терзала такая тоска,
Что и в словах не мог он излить.
Шел он по улице, как идут вдоль межи,
И грустил, будто сорвал цветок,
В книге засушил или в вазу поставил...

'Однажды в полдень, в день конца весны...' Перевод Ю. Левитанского

Однажды в полдень, в день конца весны,
Мне сон приснился - четкий, словно фото.
Я видел, как Христос сошел на землю.
Вновь став ребенком,
Он бежал с горы,
Бежал с горы, катился по траве
И рвал цветы, бросал их и смеялся
Был слышен его смех издалека.
Он убежал с небес.
Он слишком нашим был, чтоб притворяться
Второй персоной в Троице небесной.
Там, в небе, было все ненастоящим,
Так явно контрастируя с земными
Деревьями, цветами и камнями.
Там должно было быть ему серьезным,
И становиться взрослым то и дело,
И на кресте все время умирать,
Венец надев с колючими шипами,
С ногами, приколоченными крепко
Гвоздями, и с набедренной повязкой,
Какие встарь носили дикари.
И мать с отцом ему иметь не полагалось
Таких же, как у всех других детей.
Его отец в двух лицах был - старик