Тереза не хотела, чтобы журналисты с Севера разгуливали по Перлу, что в штате Миссисипи, привлекая к себе внимание. Меня все еще расстраивала ссора с Питером, но я пыталась насладиться абсолютным счастьем текущего момента. За последние десять лет мы пережили вместе с Гудмэном с полдюжины таких моментов, и у нас была традиция, которой мы заканчивали съемки сюжета. Мы провели много месяцев в состоянии психологического напряжения, делая все, чтобы заставить Терезу Будро говорить, только бы взять крупнейшее среди всего журналистского сообщества интервью года, и вот мы закончили снимать; она вышла из комнаты, операторы убрали оборудование, а мы молча вышли под дождь и направились туда, где можно как следует выпить.
Мы сидели и потягивали коктейли со льдом в абсолютном молчании. Гудмэну требовалась полная тишина, чтобы как следует осознать размах нашего сюжета.
В ближайшие дни мы будем неотрывно просматривать пленки, писать и монтировать сюжет для «Вечера новостей», но сейчас мне полагалось молчать, пока он не отойдет. Прошло минут пятнадцать. Мне не терпелось обсудить интервью. Мы заказали еще по коктейлю. Вдруг он со всей силы ударил рукой по столу.
— Черт побери, девочка, ну и крупную рыбку ты нам поймала! Да-а, круто получилось! — Откинувшись на спинку стула, Гудмэн сцепил руки на затылке и уставился куда-то в потолок. Он сделал огромный глоток виски и громко выдохнул сквозь сжатые зубы, словно ковбой. — Знаешь что, Джейми? Она тупая телка, но такими сиськами, как у нее, можно поезд остановить. Небось, малыш Хьюи скучает по этим сиськам. — Он снова ударил по столу.
Тереза играла свою роль безупречно. Пышные локоны были уложены в стиле семидесятых, соблазнительную фигурку обтягивал вульгарный синий костюмчик, а разговаривала она с тягучим южным акцентом. Прямо как Дженнифер Флауэрс, старая подружка Клинтона. Она говорила об их сексуальных взаимоотношениях, о том, как они встретились в доме одного из его сторонников в Перле, в штате Миссисипи, и как они два года были вместе, пока он не бросил ее самым бесцеремонным образом. Гудмэн пытался заставить ее двадцатью разными способами объяснить, что Хартли предпочитал анальный секс. На эту деликатную тему она говорила с увертками, но в основном играла по-честному. Разговор шел примерно следующим образом.
— Так вы подтверждаете, что между вами и конгрессменом Хьюи Хартли были сексуальные сношения?
— Ну да, вроде как.
— Мне нужен однозначный ответ, «да» или «нет».
— Это не так просто.
— Вы хотите сказать, контакты сексуального характера у вас были, объятия там или ласки, но не полное сношение? Никакого проникновения? Кое-кто, включая одного бывшего президента, считает, что такие взаимоотношения между мужчиной и женщиной — это не секс.
— Я не хотела сказать, что между нами не было сексуальных взаимоотношений, во всяком случае, не в том смысле, как с Биллом Клинтоном. У нас был секс.
— Так что сексуальные сношения были…
— Да. — Она изобразила слегка смущенную улыбку, потом наклонилась поближе и добавила: — Определенного рода сношения.
— Вы можете объяснить.
— Ну, не традиционный секс. — Пауза. Она опять наклонилась вперед. — И не миссионерский тоже.
— Вы о сексуальных позах?
— Нет, я о том, где происходит проникновение, в каком месте.
Весь этот совершенно непристойный раздел интервью смешил Леона Розенберга настолько, что он не вылезал из мини-бара, чтобы не расхохотаться.
Тереза плакала, рассказывая Гудмэну, как Хартли бросил ее. Теперь она решила все рассказать, — потому что Бог велел ей очистить душу. Ну и еще, конечно, потому, что Хартли с ней дурно обошелся при разрыве. «Этот сукин сын» сообщил ей, что у них все кончено, через полицейских из своей охраны. С тех пор она с ним не разговаривала. На ее звонки он не отвечал.
— Но в одном вы не правы: она не тупая, — сказала я, глядя Гудмэну прямо в глаза.
— Да ладно тебе, мне каждый вопрос приходилось по два раза повторять.
— Нет, тут мы не с тупой телкой имеем дело — она играла роль, флиртовала с вами и вынуждала задавать нужные вопросы. Вы же мужчина. Вы только послушайте, как вы тут распространяетесь насчет ее сисек. У нее все сработало. — Я хотела добавить, что хитрость Терезы заставила меня нервничать — я никогда за ней такого не замечала, но сейчас было не время. С этим мы потом разберемся.
— Я профессионал, я этим тридцать лет занимаюсь.
— С этим я не спорю, но она с вами играла.
— Нет, не играла.
— Играла.
— Не хочу слушать. Она сказала то, чего мы от нее хотели, призналась во всем. Мне наплевать, если на какие-то вопросы она нас наводила. Мы знатную рыбку поймали. — Он хлопнул по столу и заказал еще выпивки. — И я был хорош. Я со стороны так же хорошо смотрелся, как ощущал это?
Я смотрела на кубики льда в своем бокале так долго, что они начали расплываться у меня перед глазами.
Антракт № 1
В кладовке для белья было жарко и не хватало воздуха.
Она это что, всерьез?
Она расстегнула ему брюки, не обращая внимания на его притворное сопротивление. С полок полетело белье и прятавшиеся в его складках хрупкие засушенные лепестки роз.
Наконец он поймал равновесие, а заодно и пришел в себя. Покачав головой, он оттолкнул ее, на этот раз уже решительно.
— Ты с ума сошла. — Он подумал о Джейми и почувствовал, как его с головой накрывает чувство вины.
— Ну и что? — Она прижалась к его бедру; он бросил взгляд через ее плечо и увидел, что разрез сзади на ее юбке сбился вверх, открывая великолепные гладкие голые ноги.
Он потрясенно запрокинул голову.
— Я серьезно. Я так не могу. — Он вдруг с острой тоской понял, что пытается остановить, возможно, самый грандиозный секс в своей жизни.
Она коснулась языком его ключицы и одним долгим движением лизнула его вверх по шее до самого рта.
— Да кто узнает? — Она подвела его вытянутую левую руку к своему бедру, потом между ног.
Он почувствовал, как по спине потекла струйка пота.
— Я… я…
Погрузив его пальцы внутрь себя, она прошептала ему на ухо:
— Ой, кажется, я забыла сегодня утром надеть трусы.
— Похоже на то.
Шли минуты. Теперь он был ее пленником.
Еще одна дорогая тряпочка слетела с полки пониже него и упала куда-то позади загорелого плеча женщины. Теперь она стояла на коленях, заглотнув весь его член сразу. Он слышал на детской площадке, что она этим знаменита. И хотя она была в миллион раз богаче его, сейчас она стояла перед ним на коленях, обслуживая его, словно воображаемая куртизанка, о которой мечтает каждый мужчина.
Секс — великий уравнитель, сказал он себе, удивляясь, что еще способен на законченные мысли. Единственная сохранившаяся истинная демократия.
Она смотрела на него снизу вверх, продолжая обрабатывать его возбужденный член ртом и наманикюренной рукой. В кладовке было тихо, только позванивали ее браслеты от Булгари.
