— Что, помогло? — спросил старец, пока беглянка, упав перед ним на колени, усмиряла дыхание.
— Ой как помогло, батюшка! Так уж все хорошо стало, прям слов нет.
— Рассказывай, не томи.
— Ну, все теперь у нас, как у людей, — счастливо улыбаясь, ответила женщина. — Вспомнил о нас Господь! Вспомнил. Муж, пока я сюда ездила, всю получку пропил. Мне вместо «здрасьте» в глаз дал, — показала она на синяк под левым глазом. — Детки-проказники у соседей стекла в теплице перебили. Милиционер уже приходил. Соседская корова забор повалила и наш огород вытоптала. Все как положено. Свекровь, дай ей Бог здоровья, на меня с поленом бросилась: где, говорит, тебя носит, шалапутную? Как хорошо-то, батюшка! Спаси Господи, сладкий вы наш!
— Та-а-ак. Что будем делать?
— Помолитесь, батюшка, чтобы Господь терпения в искушениях дал, да побольше. Вот вам с братиками за труды, — поставила она на скамью корзину, накрытую белой наволочкой. — Постное всё, батюшка, постное. А я побежала домой. Там у нас такое!.. Слава Богу!
Секретарь Ангела
День политзека
? Камера рассчитана на двадцать зеков, а нас туда напичкали под девяноста. Спим по очереди. Духотища, жара!.. Спичку зажигаешь ? не горит, тухнет: кислорода не хватает. Здоровые молодые парни ломаются ? то в истерику их бросает, то в жуткую тоску. Я сам задыхаюсь, пот течет ручьем, сердце бабахает, будто сейчас наружу вырвется. А Васенька, ? Жора кивнул на соседа по дивану, ? замрет и сидит, как в параличе… Кстати, в эти минуты обращаться к нему было абсолютно бесполезно: ничего не слышит и не видит. Потом говорит: ага, есть, я полез. Ему сразу нары уступают. Котище ? цап тетрадку, и всю ночь пишет, пишет… Потом утром нам зачитывает. Так вся камера, все как один слушали.
? Да-а-а! ? вступил Василий, задумчиво снимая с головы ведро, надетое трехлетним сыном. ? Когда зеки узнали, что мы за веру православную сидим, нам такой авторитет определили, что ты! Даже место воровское для нас освободили. Это у окна, подальше от параши. Причем так: Жора проповедует ? я сплю, просыпаюсь ? моя очередь «глаголом жечь». Спрашиваю, на чем остановился, на грехопадении? Значит, мне про Каина и Авеля вещать и так далее до конца времен.
? Пап, может, чайку попьешь? ? спросила Валя, старшая дочь Василия, качая младенца на объемной груди и раздавая подзатыльники расшалившимся братишкам и сестренкам.
? Ставь чайковского… Растишь их, растишь… Покрепче только там! И моджахедов на кухню загони, а то мешают озвучиванию мысли. ? Василий ткнул Петра в бок локтем, указуя на дочь бородой, как перстом. ? Это она вынесла рукописи. Нам с женой и с дочкой дали одно свидание, так я ей во все карманы, в штаны, за шиворот, в капюшон даже ? всюду тетрадки свои распихал. Ей тогда девять годочков было. И вот что! Это промысел, слышишь! Жену на выходе всю с ног до головы обшмонали, а девчонку не тронули. Вот она и пронесла. Так, Жора, идем Петра Андреича провожать!
? Отец, ты чего это гостя из дому гонишь? ? закричала из кухни супруга Василия. Дверь приоткрылась и оттуда выкатилась гурьба детей. И что примечательно: все как один похожи на Василия, только без бороды. Впрочем, один был уже в бороде: он стянул со стола тряпку и нацепил на уши под самый нос.
? Что вы, Татьяна Ивановна, я уж больше часа вырваться не могу, ? радуется Петр своему нечаянному освобождению, отбиваясь от детских рук, летящих мячей, сверкающих сабель и вороненых маузеров. ? Они меня, как всегда, мемуарами тормознули.
? А я хотела, Петр Андреевич, о вашем творчестве поговорить, — вздохнула всем пышным телом хозяйка, попутно разоружая и загоняя детский сад обратно на кухню.
? Поговорим обязательно, — кивнул Петр, разгребая гору детской обуви в поисках своих сапог. — Только не когда эти зубры собираются на день политзека.
? Так мы вас ждем с новыми рассказами. Детки, попрощайтесь с гостями.
Из кухни, из детской, из ванной и туалета — выкатилась орава детей и облепила мужчин. Петру показалось, что его одновременно обнимают, целуют, царапают и душат тысячи маленьких обезьянок-бандерлогов. «Каа, на помощь!» — хотелось ему закричать, но по команде мамы дети вдруг отступили и
