продолжил: — Это не знание, это что-то вроде мистического откровения. — Она уже и рот приоткрыла и подалась ко мне. Ну ладно, думаю, слушай: — Просто на мой вопрос пришел ответ свыше. Вот как он звучит: «Мы имеем только то, что отдали». Все.
— Гениально! — захлопала Оля в ладоши. — Слушай, а … это … как тебя зовут?
— Андрей.
— А я думала Гамлет.
— Ты желаешь услышать: «Офелия, уходи в монастырь»?
— Не исключено… А ты слышал о судьбе вашего командира?
— Его, кажется, наказали.
— Я тут недавно с одним вором в законе беседовала…
— Ты и с этим контингентом знакома?
— А как же. Интересные, между прочим, люди. Так вот мне сказали, что он нарушил закон: не поделился с нужными людьми. Пожадничал.
В это время Дима под рев соло-гитары и мощные басовые раскаты скандировал:
«Не надо думать, с нами Бог, Он все за нас решит. Веселые и грустные, вернемся по домам, невесты белокурые наградой будут нам. Все впереди, а ныне: за метром метр, идут по Украине солдаты группы «Центр». На первый-второй рассчитайсь! Первый-второй. Первый шаг вперед — и в рай. Следом — второй. А каждый второй, тоже герой, в рай попадет вслед за тобой»…
Под грохот рок-музыки мы сидели лицо к лицу и, чтобы расслышать слова собеседника, кричали друг другу прямо в ухо. Кажется, французы называют это «тэт-а-тэт». Ее мятное дыхание обдавало теплом мое ухо, щеку и ноздри. С каждой музыкальной композицией громкость звука из мощных динамиков росла. Расслышать собеседника стало невозможно.
— Слушай, Андрей, пойдем ко мне. Здесь недалеко. Общнемся в тишине.
Стоит ли говорить, что я согласился. Дома оказалась только старенькая бабушка, которая почти ничего не видела и не слышала, но вежливо, мило улыбалась. Родители жили заграницей: они работали переводчиками при дипломатической миссии. Мы много пили и ели. Я с неожиданным удовольствием выслушивал восторги по поводу своего тела, ума и обаяния. С упоением отвечал ей взаимностью. После воинственной угрозы смерти мне до боли хотелось самых ярких проявлений торжества жизни. После рева огня и рока так сладостно обнимать теплый девичий стан.
Первая физическая близость с женщиной оставила такое же двоящееся впечатление, как прикосновение к орудию убийства. Тот же восторженный страх, та же тревожная сладость, сокровенная ложь, подмена добра злом. «Обязательный обман, умный разговор… сердце врет «люблю, люблю» до истерики, невозможно кораблю без Америки…» В страстном бреду мне казалось, что я лечу. В голове звучали слова из модного шлягера: «мой «Фантом», как пуля быстрый, в небе голубом и чистом с ревом набирает высоту». Иногда я замирал и видел себя как бы со стороны, но «тот, который во мне сидел и думал, что я истребитель» не давал мне опомниться. Он швырял меня из пике в штопор, из комы ужаса в неистовый восторг. Я летел, и летел… в пропасть. После ночного крушения во мне сломался внутренний стержень, который держал меня в жестких рамках «можно-нельзя». Многие ценности рухнули и дымились среди обломков моего истребителя, моего «Фантома». Но я без оглядки шел прочь, дальше, ниже.
Совершенно другим человеком уходил я утром от девушки Оли. Передо мной открылась огромная дверь в другой мир, тревожный, сладостный и широкий, как черный космос. Я шагал по утреннему туману, как по облакам, нет не шагал — парил. Студеный ветер свободы опьянял. Казалось, после этой ночи моя жизнь станет одним большим счастьем. Ничто теперь не помешает мне жить и поступать свободно. Даже возможность драться, бить, воевать перестала казаться запретной и чуждой.
Долой интеллигентское слюнтяйство! Если все откажутся бить и убивать, кто в таком случае будет защищать наших женщин — эти дивные хрупкие цветы? Э, нет! Отныне я готов избить любого, кто посягнет на мои ценности. А чтобы доказать массам, что я «не тварь дрожащая, а право имею», — пойду-ка я добровольцем на войну. А! Вот это кайф! По скоплению живой силы врага, прицел, уровень, тра-та-та, огонь! И пусть фрагменты вражеских тел разных там Куртов, Мишелей, Джонов — разлетаются веером по спекшейся земле. Убить или не убить — о, это не вопрос! Конечно, да! И только да. Мужик я или где! Вот чуточку подучусь и точно — богом войны в район боевых действий. А уж этого добра наше родное правительство для меня приготовит, до конца жизни хватит…
…Вдруг из-за угла, из туманных сумерек на меня выплыла церковь. Белая свеча с горящим золотом купола. Как-то два-три раза я входил под ее таинственные своды, ставил свечу перед иконой, стоял в тишине и слушал необычные мысли, возникавшие в голове. Там было что-то о вечности и свете, любви и покое. Каждый раз я обещал себе прийти сюда на службу, поучаствовать в мистическом действе, которое так отличалось от нашей уличной толкотни. Вот и в тот миг захотелось мне войти и встать на колени перед пронзительными глазами, смотрящими с иконы прямо в душу. И даже сделал шаг в направлении входа, но вдруг отшатнулся и решил пройти мимо. «В конце концов, я свободный человек, и могу не ходить, если не хочу», — прошелестело в голове.
— Молодой человек, — раздался голосок, — вы не поможете мне подняться по ступенькам? Они такие крутые, а у меня ноги еле ходят.
