— Ничего он не сможет у меня отсудить! Даже если раскопает ту злосчастную доверенность на продажу фазенды, то не докажет, что подписи там фальшивые. Потому что ни Джованны, ни моей матери, увы, уже нет в живых…
— Теперь я понимаю, дядя, почему вы так ненавидите весь род Медзенга, — подобострастно сказала Рафаэла.
— Да, эта ненависть умрет вместе со мной! — клятвенно произнес Жеремиас. — Но Медзенга не получат ничего и после моей смерти. Я все завещаю тебе! Только вместе с моим состоянием ты должна унаследовать и ненависть к роду Медзенга, запомни это.
И он без промедления отправился к нотариусу, где оформил завещание в пользу Мариеты Бердинацци.
— Теперь никакой Медзенга не может посягнуть на мою собственность, потому что ты — единственная наследница, — удовлетворенно сообщил он племяннице. — Правда, в тексте завещания я оговорил кое-какие условия, которые ты должна выполнить, иначе потеряешь все.
— Что это за условия? — нетерпеливо спросила Рафаэла, но Жеремиас предпочел об этом умолчать.
— Когда я умру, ты обо всем узнаешь.
— Живите сто лет, дядя! — улыбнулась она вполне искренне, потому что радость так и распирала ее, даже не смотря на какие-то оговорки в завещании.
Встреча с Жеремиасом Бердинацци окончательно вернула Бруну прежний, бойцовский, дух, утраченный им после скандала со свадьбой.
— Все, едим в город! — сообщил он Луане, вернувшись из Минас-Жерайс. — Хватит отсиживаться здесь, вдали от любопытствующих глаз. Мне надо потолковать со своими адвокатами, да и Маркуса необходимо отчитать, как он того заслуживает. Лия сказала мне по телефону, что этот горе-жених уже вышел из подполья и теперь живет дома.
Объяснения отца и сына вышло тяжелым, как того и следовало ожидать. Маркус, упреждая все возможные упреки, извинился перед отцом, но это не помогло унять ярости, в которой прибывал Бруну.
— Такого позора мне не доводилось испытывать за всю свою жизнь! — кричал он. — Скажи, ты нарочно хотел выставить меня на посмешище перед гостями, репортерами и вообще перед всей страной?
— Ничего я не хотел, — с досадой ответил Маркус. — А что же до позора, то позволь тебе не поверить. Ты ведь сам привел свидетелей к маме в номер, чтобы застукать ее с любовником. По-твоему это меньший позор?
— Да, меньший! — принял вызов Бруну. — Во-первых, поступая так, я защищал себя и вас, моих детей, у которых этот проходимец намеревался отобрать собственность. А во-вторых, у меня достало ума позаботится о том, чтобы этот инцидент не стал достоянием общественности и остался только между мной и Лейей. Улавливаешь разницу? Я постарался всячески избежать скандала, а ты, наоборот, раздул его до невероятных размеров. И ладно бы пострадал только я, но ты впутал сюда и своего друга сенатора! Как я после всего этого буду смотреть ему в глаза?
— Он сам не без греха, — заметил Маркус. — Ему надо было заниматься не политикой, а воспитанием собственной дочери.
— Насколько я понимаю, это камень и в мой огород, — мрачно молвил Бруну. — Да, в чем-то ты прав: и Роберту, и я где-то допустили серьезные ошибки в воспитании своих детей. Вот только где?
— Я охотно тебе подскажу! — пришел ему на помощь Маркус. — Ты, отец ошибся, когда женился на маме. И я совершил бы такую же ошибку, если бы женился на дочери твоего друга.
— Но Лилиана ведь беременна!
— Она сама виновата, — парировал Маркус. — Я же могу только признать ребенка.
— Ты просто обязан это сделать! — строго произнес Бруну, вызвав новую волну протеста в душе сына.
— А может, я и полюбить ее обязан? — с саркастической усмешкой спросил Маркус. — Или можно обойтись без любви и без свадьбы, а просто поселить Лилиану здесь. Пусть она живет себе и рожает на здоровье. Возможно, это был бы выход. Если ты привел в дом девицу с тростниковых плантаций, то мне, наверно, сам Бог велит привести сюда дочь сенатора.
— Ты женишься на Лилиане официально, только на сей раз мы обойдемся без гостей, — твердо произнес Бруну, оставив без ответа издевку сына.
Маркус, однако, тоже проявил характер:
— Нет, папа, женится на Лилиане меня не заставит никто.
Бруну понял, что переломить сына ему не удастся, и мысленно стал искать какой-то другой, компромиссный вариант.
Однако сосредоточится на этих мыслях ему помешало пение Светлячка и Кулика, доносившееся из гостиной. Не желая сдерживать раздражения, Бруну решил разогнать веселую компанию.
— Ты все еще водишься с этими бродягами? — гневно бросил он, перекрикивая своим громовым басом сладкоголосый дуэт.
— Папа, я прошу уважать моих гостей! — вспыхнула Лия. — Светлячок и Кулик — не бродяги. Они — музыканты, которых уже высоко оценили на радио и телевидении! А скоро у них появится свой диск!
Светлячок тоже счел необходимым дать отпор Бруну:
— Я полагаю, мы вас ничем не оскорбили, а потому и не заслужили оскорблений с вашей стороны!
Бруну заметил, как напряглась Лия, ожидая, что ответит отец, и предпочел сменить гнев на милость.
— Я вовсе не хотел вас оскорбить, — сказал он примирительно. — А бродягами назвал в шутку.
Лия облегченно перевела дух и с благодарностью улыбнулась отцу.
Позже, когда музыканты ушли, она призналась, что любит Светлячка и хочет выйти за него замуж.
Это был удар, на который следовало реагировать немедленно, и Бруну тотчас же послал Димаса за Светлячком:
— Мне надо поговорить с этим парнем.
Услышав, зачем его вызывает к себе Медзенга, Светлячок мрачно обронил:
— Кажется, я столкнулся с тяжелым грузовиком!
Но представ перед Мясным Королем, вел себя достойно и даже дерзко.
— Да, я люблю вашу дочь и хочу на ней жениться! — подтвердил он, отвечая на вопрос Бруну.
— А содержать ее ты собираешься с помощью своей гитары? — продолжил допрос Медзенга.
— Кроме гитары, у меня есть еще и руки и — главное — любовь к Лие, — не ударил лицом в грязь Светлячок.
— Увы, этого маловато, чтобы получить мою дочь, — покачал головой Бруну.
— Тогда назовите цену, которая, по-вашему, будет достаточна!
Услышав такое, Лия сжалась в комок от ужаса, не сомневаясь, что отец сейчас изобьет Светлячка и выставит его вон. Бруну, однако, вздумал уничтожить нахала более надежным способом.
— Ты сможешь получить мою дочь, когда у тебя будет десять тысяч голов скота! — заявил он с нескрываемым удовольствием, думая, что поставил победную точку в этом разговоре.
Однако Светлячок и не собирался сдаваться. Коса нашла на камень. Искры сыпались от двух самовлюбленных противников, не желающих уступить друг другу даже на йоту.
— Поскольку условие диктуете вы, то мне остается только с вами согласиться, — сказал Светлячок. — Я раздобуду десять тысяч быков, и тогда мы вернемся к этому разговору!
Бруну аж поперхнулся от такой дерзости. А Лия воскликнула в отчаянии:
— Но где же ты возьмешь этих чертовых быков?!
— Пока не знаю, — ответил Светлячок. — Но я их приведу твоему отцу, все десять тысяч! Это я обещаю тебе!
