Ночью лежа в постели с Луаной, Бруну признался, что ему понравилось, как вел себя Светлячок.
— Парень явно с характером! Только задача эта для него невыполнимая.
— Ну так что тебе мешает смягчить условия? — спросила Луана. — Жаль будет, если эта любовь погибнет из-за каких-то быков.
— Нет, ты ничего не понимаешь, — улыбнулся Бруну. — Если парень действительно любит Лию, то придет за ней с десятью тысячами быков!
— И все равно мне жаль твою дочь, — печально молвила Луана.
Глава 10
Когда Бруну увидел входящего в его кабинет сенатора, он невольно по-бычьи пригнул голову. Многое таилось в этом движении: и чувство неловкости, которого он не мог не испытывать, и затаенный гнев, а главное — непреодолимое желание вырваться из пут той постыдной, дурацкой ситуации, в которую поставил его сын.
Но как ни странно, на лице Кашиаса он не прочел того ледяного высокомерия, маску которого обычно надевает на себя смертельная обида. Не прочел желания нанести ответный удар, отомстить. Лицо сенатора скорее выражало растерянность и что-то вроде сожаления или раскаяния.
— Больше всего мне жаль, что расстроилась наша с тобой дружба, — начал Кашиас, — такая верная, давняя, прочная. Хочешь не хочешь, а я чувствую себя в этом виноватым, так что прости…
Плечи Бруну распрямились, будто с них свалился тяжелый груз. Все опять встало на свои места. Осталась только злость на разгильдяя-сына, но и это тоже было поправимым: он скрутит Маркуса в бараний рог и заставит его помирится с Лилианой, хотя бы во имя того прочного согласия, которое за долгие годы установилось между их отцами.
— С нашей дружбой ничего не сделается, — с облегчением ответил Бруну. — Но, ясное дело, и твоя Лилиана не без греха, не один мой Маркус. Мне кажется, венчаны — не венчаны, пусть живут вместе. Как ты на это посмотришь?
Сенатор молчал, пребывая в тяжком раздумье. Было видно, что ответить ему нелегко.
— Ну а сама-то Лилиана что? — поторопил его Бруну.
— Влюблена как кошка, — с тяжелым вздохом отозвался сенатор. — На что ни пойдешь, лишь бы счастливы были эти чертовы дети! Как-никак она у меня одна, дружище!
— Ну жди! Скоро приедем за твоей красоткой. А внука нянчить будешь потом здесь, у меня!
И оба облегченно рассмеялись. С сердца Кашиаса спал не менее тяжкий груз, чем с плеч Бруну: его дипломатическая миссия удалась даже лучше, чем он ожидал.
«Дал всему семейству Медзенга вытереть о себя ноги, но своего добился», — не без самодовольной и вместе с тем невеселой усмешки думал он обратной дорогой. А дочери сказал:
— Как только Бруну обломает твоего дурачка Маркуса, будете жить вместе!
— Ой, папа! Расскажи, как все было, — радостно затеребила его дочь.
Однако Роза не разделяла воодушевления дочери. Очень нужен им этот проходимец Медзенга! Да его и на порог нельзя пускать, не то что в мужья брать. В ответ на возмущенные слова матери Лилиана расплакалась. А Роза, в сердцах хлопнув дверью, вылетела из комнаты.
Кашиас терпеливо пережидал, пока поднятая женщинами буря утихнет. Он знал, что прав: раз дочь беременна, пусть живет с мужем. Бруну прав: венчаны они, не венчаны, кому какое дело?!
Если в доме сенатора бушевала буря со слезами и криками, то в доме Бруну нависло затишье перед грозой, и гроза обещала быть страшной.
— Если не одумаешься, пущу по миру, — угрожающе сказал Бруну сыну. — Сенатор согласился отпустить к нам Лилиану.
— Вот уж не думал, что он может на такое согласится, — недовольно покрутил головой Маркус. — На что она мне сдалась, его Лилиана?
— На что-то тебе сдалась, если ты спал с ней, — так же грязно продолжал Бруну. — А раз сдалась, то и ты у меня сдашься и поклянешься бросить все свои глупости и жить с нею как с законной женой. Сегодня же съездим к ним и привезем ее сюда. Иначе… Ты уже слышал, что я сделаю. Повторять не буду.
Маркус молчал, понимая, что и согласия от него отец требует только для проформы, он уже сам все решил и поступит так, как решил.
За Лилианой они поехали во второй половине дня. За всю дорогу Маркус так и не проронил ни слова. Но когда в присутствии отца и будущего тестя Лилиана спросила его: «Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?» — он уже не мог отделаться молчанием и выдавил из себя:
— Хочу…
И заслужил одобрительный кивок отца. Но тут к нему подступила пылающая негодованием Роза.
— А какие ты можешь дать гарантии моей дочке? — начала она возмущенно, но Бруну перебил ее, ответив очень твердо:
— Гарантии даю я. Они будут жить вместе. Их сожительство мы зарегистрируем у нотариуса.
Маркус не был готов к такому повороту. Гражданский брак с Лилианой?! Еще чего не хватало!
Но Роза поспешила задать Бруну следующий вопрос:
— А где будет жить моя дочь?
И Маркус знал, что будет жить с Лилианой в отцовском доме, пока Бруну не найдет для них подходящей квартиры.
Лилиана между тем уже собрала вещи. Сенатор за время визита не проронил ни слова и только нежно поцеловал дочь на прощание.
Лия расцеловала Лилиану и весело сказала брату:
— Как я рада, Маркус, что у тебя это получилось.
— Это у нее получилось, — огрызнулся Маркус.
А Роза в это время говорила с надрывом мужу:
— Вот увидишь, увидишь! Она еще к нам вернется, и вернется с горькими слезами.
Возможно, Роза была недалека от истины, потому что Лилиане, предвкушавшей счастливую ночь с любимым, пришлось спать одной: Маркус, демонстративно сославшись на нездоровье, улегся в гостиной. Бруну, найдя его там ранним утром, пришел в ярость.
Маркус появился в спальне под конвоем отца и так же демонстративно, как уходил, улегся в постель рядом с Лилианой. Бруну, бросив на сына хмурый взгляд, вышел из спальни.
Лилиана приникла к любимому. Истосковавшаяся, жаждущая, она верила, что ее огонь зажжет и его. Ей казалось, что помехой ей было только расстояние, а вблизи нее Маркус не сможет устоять и откликнется. Она не чувствовала даже унизительности своего положения. Призрачное, как болотный огонек, счастье манило ее, затягивая в трясину.
— Не смей прикасаться ко мне! — рявкнул Маркус с яростью, что свидетельствовало о наличии у него характера ничуть не меньше, чем у Бруну, и придет час, когда он потягается и с отцом.
Когда Лилиана утром вышла из спальни, то лишь наметанный женский глаз заметил бы, сто она долго и безутешно плакала.
Услышав, как Бруну говорит Луане, что через час они уезжают в имение Арагвайя, Лилиана попросила:
— А можно мне с вами?
Луана, увидев ее молящий взгляд, пожалела бедняжку, и тоже просительно посмотрела на Бруну.
Тот нехотя кивнул.
Оставшись в одиночестве, Маркус с облегчением вздохнул. Ему не терпелось отыскать дядюшкин телефон и позвонить Мариете. Эта девушка не выходила у него из головы. Да что там из головы! Думая о ней, они горел как в лихорадке. В горле у него пересыхало, он не мог есть, не мог спать. Что удивительного,
