— Откуда у тебя такие сведения?
— Будешь смеяться, но со времен изучения квантовой теории поля.
— Это когда ты чуть умом не съехал?
— Примерно.
— Так, может, все-таки сдвижка состоялась?
— Ах, полноте, любезный Виктор Борисыч, вы не на публике... — Олег погасил усмешку и серьезно произнес: — «Горе имеим сердца!» Не заземляй высокое напряжение, но используй во благо. Я для чего согласился ехать? Чтобы в какую-нибудь обитель заехать, да как порядочные классические предшественники там истины поискать-поспрошать. Как Пушкин, Достоевский, Гоголь, Леонтьев, Шмелев.
— Сомневаюсь я, Олег, что после революционных годочков сохранилось там искомое тобой напряжение. Скорей всего, бутафория музейная.
— Согласно моей теории, этого быть не может. Если вселенная еще не скукожилась в точку, значит, ее держат. А если держат, то надо их найти. Они есть. Иначе быть не может. У меня такое предчувствие, что мы не только найдем, но нас ждет крупной величины открытие или переворот с хилой головы на крепкие ноги.
— Тогда в путь, соискатель истины! По коням.
По пути их следования возникали из-за горизонта и сияли золочеными куполами церкви и монастыри. Но Олег мотал головой: не здесь. И они неслись дальше. Олег листал карты областей, купленные им заранее. Уже две области они проехали, и две «отработанные» карты вернулись в бардачок. Он командовал, куда сворачивать, разливал кофе, иногда сам садился за руль. Для остановок выбирали места на возвышенностях, чтобы «обозревать широкие дали и поднимать напряжение поиска».
После остановки на обед в придорожном ресторане они свернули на какой-то глухой проселок и мчались, поднимая клубы пыли, сквозь лесной бурелом. Несколько раз сворачивали на совсем уж глухие тропы, снова выезжали на разбитые проселки, иногда удавалось отдохнуть на отрезке хорошего асфальта. Виктор перестал спрашивать друга, полностью доверившись его чутью, только выполнял штурманские команды и в пол-уха слушал пространные бормотанья о его «теории напряжения и держания» вперемежку с малопонятными фразами из церковных служб.
Но вот из-за кромки леса показался крест и засиял в лучах заходящего солнца. За поворотом забелели стены монастыря. «Здесь», — уверенно сказал Олег. Они подъехали к воротам и остановились.
Олег вышел, поговорил с кем-то через квадратное окошко в толстой крепостной стене, и ворота со скрипом открылись. Виктор въехал на территорию монастыря, впереди бежал бородатый монах в черной длинной одежде и показывал, куда ставить машину.
Виктор выключил двигатель и вышел из машины. Только цвиркание стрижей в небе нарушало тишину. После быстрого мелькания заоконных пейзажей здесь поражали вековое спокойствие и устойчивость. Он оглянулся. Два собора со следами недавних ремонтных работ, одноэтажные древние постройки с небольшими оконцами под наскоро залатанной шиферной крышей. Огород с ровными грядками кабачков, помидоров и огурцов. Кроме привратника, вокруг никого. Олег вышел из углового домика, с ним седобородый старец в черной монашеской одежде, с крестом на груди. Тот подошел, поклонился и глуховатым голосом произнес:
— Добро пожаловать. Сейчас братия на трапезе. Если желаете, можете покушать. А потом и ко мне приходите.
Олег повел его в здание из кирпича с облезлой побелкой. Покосившиеся двери скрипнули, и они вошли в полутемное помещение, где за длинным столом сидели несколько монахов и молча ели. Они подняли на вошедших глаза и продолжили безмолвную трапезу. Когда гости присели за край стола, к ним бесшумно подошел послушник с пустыми мисками и ложками. Бородатый сосед положил им пшенной каши с тертой морковью и сдобрил жиденькой подливой. В это время молодой монах стоя читал книгу.
Виктор вслушался в слова и через какое-то время ощутил в себе соединение всего этого: и скудную, но почему-то очень вкусную еду; молчаливых монахов, сосредоточенно — не поглощающих пищу, а именно — трапезничающих; и обшарпанные стены с непривычно маленькими окнами; и иконы в углу, освещаемые огоньком лампадки; и это чтение старинной книги про невероятную жизнь какого-то святого, монотонное, без эмоций, но глубоко уважительное. Все соединилось в гармонию, все всему соответствовало, ничто не вызывало отторжения, наоборот — полное доверие к этому действу, совершенно подчиненному абсолютной чистоте и соразмерности. Это не поставишь, не срежиссируешь. Этим живут.
«Впрочем, что это я?.. — одернул себя Виктор, — живут здесь они, монахи. Мое же дело подмечать и анализировать, хотя бы подсознательно, приготовительно.»
Звякнул колокольчик, все поднялись и повернулись к иконам. Чтец отложил книгу и также монотонно прочитал благодарственные молитвы. Виктор вместе со всеми крестился, кланялся и удивлялся самому себе. С ним это происходило впервые, но казалось, что это уже было и составляло часть его жизни. Как воспоминания из детства. Как возвращение домой из долгого путешествия.
«Бывает… Но это наваждение скоро рассеется, и мы трезво во всем разберемся.»
