Вместе с монахами они молча вышли из трапезной, и Олег напомнил, что их ждет к себе игумен Савва. Они подошли к угловому домику с куполом на крыше, по крутой деревянной лестнице поднялись к единственной двери. На ней скотчем была приклеена бумажка со словами молитвы: «Молитвами святых отец наших...». Олег старательно громко прочел молитву, и в ответ из-за двери они услышали: «Аминь».
Дверь открылась и впустила их внутрь кельи, увешанной иконами, с множеством книг, стопками лежащих на полках, столе, подоконнике. В углу у окна стоял обычный стол, у стены — кровать, покрытая шерстяным одеялом, вдоль стен тянулись деревянные лавки. Игумен пригласил гостей присесть, сам занял единственный стул.
— Как доехали?
— Благополучно, спасибо, — ответил Олег.
— Наша скромная трапеза вас устраивает? А то можно вам отдельно готовить.
— Ну, что вы, батюшка, очень даже хорошо.
— Жить можете в братском корпусе, а можно и в селе вас определить.
— Лучше, наверное, если вы не против, в монастыре.
— Хорошо, живите здесь. Службы у нас каждый день в семь утра и в пять вечера. Если это вам по силам, можете приходить. Трапеза после службы в полдень и в девять вечера. Если будут вопросы, обращайтесь или ко мне, или к любому монаху.
Игумен лично поселил их в келье с двумя кроватями и столом. Монахи внесли стулья и вешалку. Подлили воды в навесной оцинкованный умывальник над алюминиевым тазиком. Когда закрылась дверь, и они остались одни, тишина непривычно окружила их. Олег предложил умыться и сразу лечь спать. Так они и сделали.
Виктор, лежа на жесткой кровати, слушал мерное дыхание друга и тишину. В душе растекался безветренный и ясный штиль. Впервые за долгие годы. Он видел иконы в углу, оттуда на него, как родители в детстве на усталого от шалостей мальчонку, смотрели Иисус Христос и Божия Матерь, и, глядя на Их лики, а потом только чувствуя на себе взгляды, а потом уже только светлый покой, он мягко погрузился в спокойный сон.
Утренний луч солнца едва коснулся лица — Виктор проснулся свежим и отдохнувшим. Он плеснул водой в лицо и вышел наружу. Здесь сиял и звенел во все небо восход солнца. С высоты холма, на котором стоял монастырь, виднелись широкие поля, в низинах которых плыл и колыхался сизый туман. Серебристая роса умывала яркую зелень растений. Издалека слышались разноголосые переклички петухов и сонный лай собак.
Кругом никого, только на огороде согнутый пополам человек в черном неторопливо перебирал руками влажные листья огурцов. Виктор подошел к нему и поприветствовал:
— Доброе прекрасное утро! Вам тоже не спится?
Человек разогнулся, и Виктор увидел совершенно седого старика с длинной серебристой бородой. Мягкая улыбка и ясные глаза в лучиках глубоких морщин сразу расположили к себе.
— Действительно, утро и доброе, и прекрасное. Как спалось на новом месте?
— Давно я так хорошо не высыпался.
— Здесь спокойно. А что там... устал совсем? Силушку подрастерял?
— Да, отец, растерял.
— Ничего, сынок, ты поправишься. Виктор — это же победитель, так что и победишь ты его.
— Кого?
— Недруга своего. Здесь ты свою силушку и найдешь.
— Я что-то не совсем понимаю. Какого недруга? Какую силушку?
— Поймешь. Не все сразу. А что сюда приехал, это правильно сделал. Твой Олег не ошибся. Ты на службы ходи, не стесняйся. Ко мне заходи, когда время будет. Поговорим.
— Зайду... А кто вы?
— Никто, — старик снова окутал Виктора своим лучистым взглядом. — Ничтожество.
Согнулся, будто в почтительном поклоне, и руки его принялись за привычную работу. Виктор с минуту наблюдал за ним, но ничего особенного не происходило: будничный труд земледельца. «О чем мне с тобой говорить, старик? Ты здесь, наверное, за обслугу».
Он вернулся в келью, сел за стол и пытался понять, что же произошло. «Перекинулся словом со старичком-огородником, что он там наговорил? Да, он знает мое имя, Олега знает. Ну, это ему могли рассказать. Усталость
