можно только полпачки «Беломору», пить — только рюмочку коньяку. Баклажанчиков с чесночком нельзя, рыбку с перчиком тоже. Курочку — нет, ты понимаешь, даже курочку! — только вареную и только без соли. И это, по-твоему, шызань?
— А вот я вам завтра молочка принесу, так вы его свеженьким парным попейте — так и полегчает.
— Ой, спасибо тебе, золотце! И есть же такие добрые люди... А мой Додик хоть бы сотню долларов прислал, чтоб ён был там здоров, поганый...
— Пришлет еще, может, с работой еще не устроилось.
— Как же, не устроилося! Да ён уже аптеку там заимел, лавку мясную кошерную и дом купил двухэтажный. Мне ён фотку прислал, — она достала из кармана паспорт, из него — партбилет, из него — пенсионное удостоверение, а потом уже из него — фотографию. — Вишь: сидит в «Мерседесе» в белом костюме, зубами новыми сверкает, а сзади — его лавка. Это ж целый сороковой гастроном! На обороте, смотри, написал: «Хорошо живем!» А мне денег на дорогу не вышлет, зараза!
— А и что вам туда ехать, Изольда Аароновна? Там вон, передают, постоянно стреляют да взрывают. Страшно!
— А у вас здесь не взрывают?
— Так здесь же бандитов взрывают, а там всех. Терроризм называется!
— А у вас тут терроризма что, не водится?
— Да у нас каждый своим занят: кто стреляет, кто ворует, кто коров доит, кто детей растит. Каждый при деле, друг другу никто не мешает.
Революционная вдова долго непонимающе вглядывалась в безмятежное румяное лицо Лизы. Вздохнула, пожала сухонькими плечиками и басом прогудела:
— Ох, мне бы твое спокойствие, Лизавета. Я тебе просто завидую! Так когда за молочком приходить?
— А утром к открытию и подходите. Я вам и плюшек принесу, они еще горячие будут.
— Ой, чтоб ты была здоровая. Есть же еще такие!
— И вам доброго здоровьица, Изольда Аароновна.
После работы она стояла в троллейбусе, рассеянно смотрела в окно и думала, что бы такое купить детям, а главное — на что.
После очередной остановки послышалось заунывное:
— Гражданы! Мы сами не местные. Мы приежжыи. И у вас тут попали в страшную беду...
Лиза вынула кошелек и со вздохом достала из него последнюю монетку.
— Мы заработали кучу денег и теперь до конца жизни с этой прибыли не сможем выплатить налоги. Будьте так милосердны, помогите нашему горю, войдите в наше трагическое положение! Возьмите кто сколько может!
Трое мужчин с мешками денег подходили то к одному пассажиру, то к другому и протягивали, протягивали скомканные дензнаки. Их умоляющие глаза, казалось, смотрели в самую душу. Но до чего очерствел народ! Кто откровенно хихикал над чужим горем, подозревая обман. Кто лишь рублик брезгливо возьмет из огромного мешка — и снова носом в газету. Кто демонстративно отвернется в окно, всем своим видом показывая, что, мол, надоели уже эти попрошайки. Мужчина, первым тащивший свой мешок по проходу сквозь эту бессердечную толпу, остановился перед Лизой.
— Я вижу, гражданочка, что у вас доброе лицо и милосердная душа! Помогите чем можете. Возьмите хотя бы червончик! Умоляю!
Он взял сверху хрустящей кучи новенькую десятирублевую купюру и, с трудом сдерживая отчаянные рыдания, протянул ее Лизе. Потупив глаза, сердобольная женщина робко взяла червонец.
— А может, сотенку? Умоляю! — не веря своей удаче, просил несчастный.
— Мне очень жаль... Правда, больше я никак не могу... Нет возможности!..
С зажатым в руке червонцем зашла Лиза на рынок и медленно побрела по торговым рядам. Здесь пирамидами высились яркие яблоки и сочные груши, желтые бананы и сизый виноград, замшевые киви и румяные манго, оранжевые апельсины и шишковатые ананасы. За этими горами фруктов мелькали смуглые горцы и гортанно хвалили свой экзотический товар.
— Эй, красавыца, бэры круши. Ай, такая сочная круша, такая сладкая — как твои губы! Эй, куда пашол? Ай, жэнщина, глупая такая!
— Пакупай вынахрат! Нэ иды туда! У меня пакупай!
— Слюшай, бэры так, красавыца, бэры бэз дэних.
— Это как? — Лиза остановилась.
