в ведро и опрокинула его в мусоропровод.

Юбилей, о необходимости которого так долго говорило большинство, свершился! Жертв и ранений с нашей стороны не обнаружено. Вторая часть жизни  – от пятидесяти и дальше – продолжается.

  Приезжие

Сижу как-то на травке, смотрю на воду и чебуреки кушаю. Вообще-то у меня к этой выпечке с некоторых пор отношение не очень… Особенно после того, как однажды, надкусывая сильно пропечённый край чебурека, сломал зуб, да еще и собаку съел, причем в смысле далеко не переносном – знающие товарищи объяснили, какое мясо порой используется для начинки и куда деваются стаи бродячих собак. Но тут у нас появился Фархад. Нет, чтобы как все смуглые предшественники, готовить чебуреки из мяса бродячих собак, отравляя население прогорклым канцерогенным жиром. О, этот восточный человек использовал только парную телятину и оливковое масло, которое менял строго по технологии не реже двух раз в смену, чтобы в нем ни в коем случае не скапливался убийственный канцероген. Именно поэтому, к Фархаду всегда стояла очередь, в которой иногда появлялся и я, и даже приводил сюда ближних.

Так вот сижу на травке, смотрю на воду и чебуреки кушаю. Рядом тёплый мой знакомец Боря сидит на травке, смотрит на воду и кушает примерно то же. Почему? Да потому, что на нас как-то внезапно обрушился тёплый вечер, обуял, очаровал, обнажил потаенные струны души, которые запели нечто пронзительное, вот мы под приятную беседу и засиделись у чебуречной до самого закрытия заведения.

Фархад закончил работу, прикрыл раздаточное окно зеленым металлическим щитом, вышел из кухни на воздух, обмахиваясь картонкой, и присел рядом с нами на густую подстриженную траву. Он хорошо и честно потрудился, устал конечно, может быть поэтому от него исходило такое умиротворение и приятный запах свежей выпечки и трудового пота. Я находился в том дивном состоянии души, когда глубоко внутри мягко пульсирует источник любви, хочется молчать и смотреть на спокойную воду, усталых людей, парящих в небе птиц и вальяжно развалившихся по траве кошек. Бориса, наоборот, потянуло на беседу, поэтому он и заговорил с чебуречником, с которым нас обычно разделял прилавок и товарно-денежные отношения, а тут случилась возможность непосредственного общения с хорошим восточным человеком.

Оказалось, что Фархад приехал из Баку, ему обязательно нужно заработать десять тысяч долларов, чтобы открыть свой маленький магазинчик для содержания семьи, в которой наполовину русская жена и трое ребятишек. Оказывается, он закончил Всесоюзный Государственный Институт Кинематографии, и по распределению был отправлен домой, в родной Баку. Правда, кроме Москвы, он успел побывать во время дипломной практики в Канаде на съемках документального фильма о старообрядцах.

– Понимаете, – сказал он задумчиво, – там со мной произошло одно событие, которое до сих пор не дает мне покоя. Я видел глубоко верующих людей, снимал их на пленку, жил среди них и постоянно чувствовал себя каким-то неприкаянным. Кем я был тогда? Мусульманским атеистом – ни два ни полтора, как говорится. А эти бородатые мужчины, скромные женщины в длинных юбках, послушная молодежь – в них чувствовался порядок, они жили вековыми традициями, и я это уважал… Однажды я попросил сводить меня в магазин, чтобы купить чего-нибудь домой. Со мной послали молодого парня с едва пробившимися усиками. Утром я снимал сюжет о том, как он валит огромный кедр. Представляете, прикрепляет к стволу компактную бензопилу, гладит дерево, просит у него прощения, потом молится и нажимает кнопку.

Его карие глаза загорелись, он заерзал и стал жестикулировать.

– Пила сама пилит, наклоняет ствол в нужную сторону – и большущий кедр падает в нужное место. Красиво! Потом юноша обошел дерево и со всех сторон опилил ветви. Работал он четко, легко, постоянно молился. Вот этот мальчик и повел меня в магазин. Зашли мы туда. Чего там только не было! Особенно после наших советских магазинов. Я приценился к джинсам, к высоким кожаным ботинкам, туфлям и рубашке – всё оказалось дорого, не по моим деньгам. Да что там выдали нам – по семь долларов на нос. Я вздохнул, поблагодарил продавца, и мы вышли. Не успели опомниться, как закончились наши съемки. Очень сдружились мы с этими людьми, понравились они нам… Ну что, загрузились в автобус, попрощались… И тут подходит ко мне знакомый мальчик и его отец, и протягивают мне большой такой пакет, туго чем-то набитый. Я поблагодарил, сел в автобус и мы уехали. В дороге мне было не до подарка, приходилось следить за аппаратурой, там чуть что повредишь, можно и в тюрьму было попасть. И только уже в Москве в аэропорту я вспомнил о подарке, когда таможенник спросил, что там внутри пакета. Я сказал, что не знаю, еще не успел заглянуть, наверное, какие-нибудь сувениры. Он криво усмехнулся, не поверил и заставил открыть. Я вскрыл упаковку и обнаружил там все те вещи, которые мне в магазине понравились. Ну надо же, думаю, все мальчик запомнил и отцу рассказал, а тот купил. Ну, в общем, я у них как в раю побывал. До сих пор вспоминаю.

– Скажи, а на вас канадские староверы не покрикивали? Мне что-то всё больше злые попадались, которые нас за людей не считают: православные для них «нечистые», «еретики», «никонианцы», а лица наши – хари скоблёные.

– Нет, что вы! – тихо воскликнул Фархад. – Ничего кроме доброты, уважения и заботы мы от них не видели. Они с нами носились, как мать родная с детьми. – Потом он поднял глаза на Бориса и огорченно спросил: – А что, разве вы и они не одной веры?

– Когда-то были одной, – сказал смущенно Борис. – Но потом произошел раскол, они не подчинились церковным реформам, проявили гордое непослушание и отпали от Церкви.

Вы читаете Созерцатель
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату