Жар и холод не оставляют своих изматывающих приливов. Боль стягивает, давит ? затем растягивает тело, как резину. Растет усталость, доходит до исступления. Мое сопротивление становится вялым, как трепыхание засыхающего листа на дереве. Вот и голос мой затихает. И эхо уносится в длинные убегающие лабиринты забвения. А истязания продолжаются с прежней силой.
Время со скрипом тормозит, память разлетается, пространство трещит и сыплется камнепадом. Боль горит во мне. Одиночество давит и раздирает душу тоской.
Все, я исчерпан! Закончился… Что толку меня здесь держать? У меня отнято все, что я имел: семья, дом, работа, радость, молитва, здоровье ? так возьмите и ветхие остатки жизни. Зачем она теперь, эта истерзанная болью оболочка? Вдоволь я познал пустоту и обман земной жизни. Я сделал все, что мог. Теперь иссяк до дна…
Издалека доносится однообразный голос чьей-то молитвы. Обращаюсь туда, откуда струится живой звук:
? Ты видишь, у меня осталось только больное тело. Кому оно такое нужно? Пусть кончится оно и сойдет во прах земли.
? Ну, что ж, если ты сам этого хочешь…
? …Хочу!
…И я умер.
Да, умер.
Я выхожу из тела, как из пальто. Старого, гнилого, изорванного пальто. Я выхожу из тела и взлетаю. Мне легко, как опьяневшему от первой рюмки. Как штангисту, сбросившему центнеры металла на помост. Как бабочке, расправившей крылья и вылетевшей из кокона на солнечную поляну, полную ветра. Словно дверь тесной комнаты открывается настежь. Пространство распахивается в огромную бесконечность.
Будто во хмелю ношусь между городами, улицами, домами, людьми. Только направляю взор ? мгновенно оказываюсь в центре интереса. Бесстыдно и отстраненно слушаю разговоры и мысли. Вижу черно-красные всполохи зависти и злобы ненавистников ? и открытые сердца искренних, сияющие золотом. Обнаруживаю незримую преграду между людьми и мною. Но это не пугает: все принимаю спокойно, как дитя: непонятно, таинственно, но взрослым виднее. Значит так надо.
Меня подхватывает прозрачный поток. В его русле одновременно существуют струи встречных течений. Одно несет меня вверх, другое ? вниз. Одно ? вглубь, другое ? вдаль. Одно ? в блаженство, другое ? в томление.
Сквозь вихрь и хрустальную прозрачность, минуя слоистые сгустки пространства и маятниковые качания времени ? оказываюсь на поляне. Слева меня обступает лес, справа ? стекают в долину луга, поля и взмывают вверх горы. Дальше ? белые серебристые облака, выше ? пронзительно синее небо.
Трогаю траву: она упруга и шелковиста, прохладна и ароматна. Воздух свеж и чист. Кожу ласкают легкие движения приятного ветерка, несущего мягкие звуки детской песенки. На мне прежняя одежда, она чистая и легкая, почти неощутимая. Вроде одет, а ветерок чувствую всей кожей, будто обнажен. Узнаю свои руки и ноги, ощупываю лицо ? все вроде бы прежнее, но другое, лучше, что ли…
На пригорке вдали разглядываю человека. Только думаю подойти к нему, ? как уже стою рядом. Человек сидит на бугорке, покрытом травой, глядит в сторону гор и перебирает четки. Это Валерий.
? Ты тоже умер? ? спрашиваю голосом, похожим на мой, только чище, мелодичней.
? И я умер. И ты жив.
Мой загадочный странник, как всегда, рассудителен и спокоен. Но даже он изменился. Попрозрачнел, что ли…
? Что это за страна? ? спрашиваю.
? Мне кажется, место временного покоя. Видишь: здесь никто не живет, но отсюда расходится множество дорог. Похоже на ложе Авраамово, где по смерти возлегали ветхозаветные пророки и праведники.
