И пирожки не доставляли ему сегодня никакого удовольствия, хотя они были его самые любимые – с начинкой из ливера.
В голове у него было всё то же – страна Гонделупа. Даже пирожки представлялись ему чем-то вроде горных хребтов из этой страны. И какао, налитое в блюдце, казалось коричневым морем у гонделупского берега. А пенка, которая плавала в блюдце, разве не была похожа на пиратский корабль?
Ложечкой Петя подогнал пенку к краю блюдца – это корабль пристал к берегу, пираты высадились, теперь они пойдут искать клад.
– Петя! – недовольным голосом проговорила мама. – Ну что ты возишься? Поскорее выпей и отправляйся гулять…
– Сейчас! – сказал Петя, сунул в рот весь пирожок, хлебнул из блюдца какао и проглотил пиратский корабль вместе со всеми пиратами. Так им и надо!
Хорошо, когда снег пахнет весной, а вишнёвые ветки стряхивают белые хлопья снега и кажется, будто они цветут.
Хорошо, когда небо синее, а солнце так греет, что перекладины на лесенке, прислонённой к крыше сарая, потемнели и стали мокрыми. А с ледяных сосулек летит вниз быстрая и легкая капель, и они уменьшаются прямо на глазах…
Превосходным было это воскресное утро. Прямо не верилось, что только вчера свирепствовал такой лютый мороз.
Воробушки славно чирикали, перелетали с места на место, гонялись друг за другом, словно играли в какие-то свои весёлые воробьиные игры. А Петя скучал. От нечего делать он походил возле крыльца и потыкал в снег лопаткой. Но это было совсем неинтересно.
А не поглядеть ли, что делает Вовка? Может, они возьмут и помирятся? Начнут опять дружить…
Петя подошёл к забору, нашёл знакомую щёлку и стал смотреть на соседний двор.
Оказывается, к Вовке пришли его двоюродные братья. Да, вон Андрей с Григорием пилят дрова. В одних рубашках! Ого! Как от них пар валит! Неужто наступила уже весна? Нужно поскорее и ему развязать шарф…
А Вовка с близнецами разметают дорожку. От калитки до крыльца готово. Теперь им остается ещё немного до сарая. Ух, и здорово Вовка метёт, прямо замечательно!
А это кто же вышел на крыльцо?
Серёжа. В руках – половики. Сейчас будет трясти. Фу, какая пыль! Роскошь…
Почему это ему, Пете, никогда не дают трясти половиков?
– Вовка, – услыхал Петя голос Сергея, – давай-ка метлу. Я по ним снегом пройдусь. Освежу!
– Не дам! – кричит в ответ Вовка. – Бери в сарае…
– Я тебе покажу сарай! – кричит Серёжа. – Давай и не разговаривай…
Он подскакивает к Вовке, хватает метлу и тянет к себе. Но не тут-то было! В метлу, кроме Вовки, вцепились и близнецы. Все трое орут на весь двор.
Петя приникает к щёлке забора. Будь он сейчас на соседском дворе, он бы показал, как у Вовки отнимать метлу… Уж он бы показал этому Серёже! Не посмотрел бы, что пятиклассник…
Конечно, Сергею ничего не стоит справиться со всей тройкой. Но стоит ли связываться?
Через мгновение на дворе у соседей царят мир и согласие. Серёжа колотит один из половиков прямо об снег. Близнецы смотрят на него, разинув круглые рты. Вовка же с яростью выбивает метлой второй половик.
Пете стало так грустно.
Вздохнув, он медленно пошёл прочь от соседского забора.
У Кирилки тоже пеклись пироги. Таков был обычай в этом заводском посёлке: по воскресным дням все хозяйки обязательно занимались пирогами.
На примусе стояла алюминиевая миска с подсолнечным маслом. Масло кипело ключом, а Кирилкина тётка опускала в него пироги.
Её сын Генечка стоял возле неё и двумя руками запихивал в рот горячий пирог. Он обжигался и урчал, как щенок. А масло стекало по его подбородку прямо на рубашку.
– У, негодный, – нежно ворчала тётка, – только одела во всё чистое…
Кирилка сидел на своем любимом месте возле окна и тоже жевал пирог. Он думал: вот как удивительно устроено – тётка опускает в горячее масло пирожки, плоские, как лепёшки, а вытаскивает огромные и пузатые. И как они сами по себе так надуваются?
И ещё Кирилка думал, что после чая с пирогами сбегает к Вовке. Раз дядя дал сорок копеек, можно вместе сходить в кино.
«А может, и Петя с нами?» – вдруг подумал Кирилка и вздохнул.
С Вовкой хорошо дружить, но втроём было лучше.
– Оглох, что ли? – услыхал он вдруг тёткин голос. – Третий раз говорю… Сбегай в гастроном.
Кирилка поднял на тётку глаза.
– Вот деньги… Пять рублей – других нет! Купишь чаю. Самую махонькую пачку бери, за пятнадцать. Понял?
Глава восемнадцатая
Открытие гастронома, или В воскресенье днём
Когда Кирилка уже выходил из дому, тётка вдогонку крикнула:
– Смотри сдачу не растеряй!
В гастрономе Кирилка подошёл прямо к отделу штучных товаров и сказал продавщице:
– Тётя, дайте самую махонькую пачку чая за пятнадцать копеек.
Так ему велели дома.
Но продавщица как раз в этот самый момент занималась гражданином в кожаной ушанке. Этот гражданин никак не мог решить, что ему взять – две пачки папирос, одну плитку шоколада и персиковый компот или наоборот: одну пачку папирос, две плитки шоколада и совсем не брать компота. Продавщица была так занята этим вопросом, что не обратила на Кирилку ни малейшего внимания.
Но Кирилка, как можно дальше протягивая руку с деньгами, настойчиво твердил своё:
– Тётя, дайте самую махонькую пачку чаю за пятнадцать копеек…
Тут продавщица заметила наконец нового покупателя и сердито на него прикрикнула:
– Подождёшь! У меня не десять рук…
Нет, Кирилка и не думал, что у продавщицы десять рук. Две руки, только две руки у неё было. Это он отлично видел.
– Хорошо, – сказал Кирилка, – я подожду…
Он был на редкость сговорчивый мальчик.
И вот, пока продавщица, щёлкая на счётах, подсчитывала, сколько причитается за три пачки папирос, коробку мармелада и банку фаршированного перца (это было последнее и окончательное решение гражданина в кожаной ушанке), Кирилка прилежно разглядывал всё, что лежало под стеклом на прилавке.
Сначала он рассмотрел все банки с консервами и компотами. На рыбных были нарисованы рыбы разных пород, на овощных – всякие овощи, на фруктовых – красивые фрукты…
В общем, это было не так уж интересно.
Правда, его несколько удивила стеклянная банка с роскошной ярко-розовой розой. Он прочел на ней: «Розовое варенье». До сих пор Кирилка был убеждён, что розы только нюхают. Но оказывается, их ещё и едят. И Кирилка твёрдо решил попробовать, каковы на вкус эти самые розы. А вдруг они слаще леденцов и ароматнее ирисок?
По кулькам с мукой и крупой, по коробкам с лапшой и вермишелью Кирилка лишь скользнул взглядом. Ничего интересного не было в этих предметах.
Вот конфетные коробки – другое дело!
И Кирилка, наскоро оглядев чай, красиво уложенный за стеклом, собирался было перейти к созерцанию великолепного ледокола на одной из коробок, и тут…
У Кирилки сразу потемнело в глазах. И хотя он протёр глаза кулаком да ещё два раза протер рукой стекло витрины и даже прижал нос к этому стеклу, всё равно перед ним пирамидкой лежали кубики чая, и на
