– Меня расспрашивали, кто с кем рядом стоял, кто выходил и приходил, не было ли чужих. И Леночку Разумову тоже спрашивали. Ты знаешь, она с большим приветом…
– Типичный имбецил!
– Ты думаешь? – поразилась Лара. – Не похоже. Скорее инфантильная. И совсем глупенькая. Она ко мне в церкви сама подошла и заговорила. Рассказала, что они с Андреем тоже в церкви венчались. А потом ни с того ни с сего вдруг говорит, что грешники не должны венчаться в церкви. И смотрит, не мигая, круглыми, как у совы, глазищами. И зрачки расширенные.
– Тогда бы никто и не венчался. Сейчас нет праведников. Да, наверное, никогда и не было. А что зрачки расширены… Сидит на игле, вот и расширены.
– Ты думаешь?
– Нет, конечно. Это я так, по вредности…
– И еще она сказала, – перебила Лара, – только я ей не поверила. Нонночка, не обижайся, но она сказала, что Стас убил ее брата!
– Стас?
– Да, шесть лет назад, в Находке. У них там бизнес был, и они не хотели платить за крышу.
– Стасу?
– Нет, одному местному бандиту. Ну, а тут брата убили, и все сначала думали, что убил бандит, а потом почему-то решили, что Стас. И сейф взломал… Я не все поняла, она, когда волнуется, заговаривается… слова глотает. Бормочет о возмездии, о каком-то правом суде… Ты знаешь, Нон, Андрей за ней как за ребенком ходит. Не понимаю, зачем она ему? И вообще… как он с ней может?
– Жалеет, наверное. Любовь, жалость… кто может провести грань. Любовь принимает иногда странные формы.
– Наверное, ты права. Но я все равно не понимаю! Сколько нормальных баб вокруг! Она еще сказала, что чувствует его смерть… Стаса, представляешь? А спустя час умирает Лия. Жуть! Ты знаешь, Нонночка, мне страшно, я все время чего-то жду… – Лара поежилась. – Может, она ясновидящая? Знаешь, психи чувствуют не так, как мы…
– Тебе-то чего бояться? Ты ни при чем! А я… – Она запнулась. – Всех удивляет, что я не ношу траур. Маме соседка сказала, что я какая-то бесчувственная. И следователь расспрашивал о ядах…
– Каких ядах? – пугается Лара.
– Любых. Химических, растительных. О ядах, которые я применяю в своей практике. Яды ведь на улице не валяются, их надо где-то взять. Недавно двое приходили, старлей Астахов и новый персонаж… капитан Алексеев, классическая пара – чистый и нечистый…
– И ко мне приходили! Мне он понравился, просто красавчик!
– Да уж, все они красавчики, все они гусары! Этот волчонок Николай… я просто чувствую, как он меня ненавидит. Выспрашивали, в каких отношениях я была со Стасом. И потом эта женщина… Тут я вообще ничего не понимаю!
– Какая женщина?
– Пришла к нам домой, выдала себя за нашу местную знаменитость, журналистку Ариадну Княгницкую, выспрашивала мать и Сидорова. Сказала, что хочет написать о Лии. А я с Княгницкой знакома, вот она и прокололась. Я дала ей понять, что она не та, за кого себя выдает. Ты знаешь, она даже не смутилась! Смотрит с кривой улыбочкой, даже глаз не отвела. Что-то странное… какая-то возня вокруг…
– Ты думаешь, она из полиции?
– Не знаю, не похоже. Но с другой стороны, откуда еще?
– Нонночка… – вдруг всхлипнула Лара. – Я перед тобой очень виновата, все из-за моего дурацкого языка… Сама не знаю, как это получилось. Я ничего не собиралась им говорить. Испугалась, он на меня так смотрел… как на убийцу! Этот волчонок, как ты сказала, Николай! Я видела тебя со Стасом в аэропорту…
– Вот и мотив, – вздохнула Нонна. – Старое как мир действо – устранение соперницы. Не реви, они бы и так узнали, не в вакууме живем. Нас многие видели, да мы и не прятались. – Она задумывается ненадолго, потом продолжает: – Мы с ним почти два года встречались, одна физиология, никакой любви, но когда я узнала, что он женится на Лии… Она мне сама сказала, причем с таким торжеством… Моя сестрица была все-таки дрянью! Я иногда думаю, что она назло мне затеяла эту бодягу со свадьбой. Поверишь, мне тогда и жить не хотелось. Не понимаю… Я ведь не любила его… – Она снова задумывается. – Я прекрасно видела, что человек он… паршивый, хам, жлоб, низменный тип, но было в нем что-то… даже не знаю, как это назвать… Последовательность какая-то, которая делала его личностью. Он не притворялся, что он хороший. Ему было абсолютно наплевать, что о нем подумают. Сильное толстокожее животное, способное на все. Он не боялся падать и падал, как кошка, на четыре лапы. Были деньги – жрал ложкой черную икру, а не было – обошелся бы хлебом и пустой кашей. И никаких трагедий. Когда Лия сообщила мне радостную новость, я сразу же позвонила ему. Он привез меня в аэропорт, чтобы спокойно поговорить. И знаешь, что он мне сказал? Что на наших отношениях это никак не отразится, что так надо. Так надо! И добавил: «Ты же за меня замуж все равно бы не пошла!» А я и не знаю, пошла бы или нет. До сих пор не знаю…
– Так и сказал?
– Так и сказал.
– Он что, не любил ее? – удивилась Лара.
– Не знаю, я не стала уточнять. Мне было так больно… так больно… сама не ожидала.
– И что?
– Ничего. Залепила ему по физиономии и ушла. В город вернулась автобусом. А сейчас уже думаю, что не нужно было так рвать… по живому. Мне с ним хорошо было… в постели. Биологическая совместимость – такая редкость. Замуж – не знаю, а ребеночка могла бы родить. А теперь ни Лии, ни Стаса, ни ребенка, – голос ее дрогнул.
– А Стаса за что? – вырвалось вдруг у Лары.
Нонна долгую минуту в упор рассматривала Лару, потом спросила:
– Лию, значит, было за что?
Лара испуганно уставилась на Нонну. Из ее широко раскрытых глаз вдруг градом хлынули слезы. Она всхлипывала и бормотала, хватая Нонну за руку:
– Я не хотела, Нонночка, я не хотела, я не думала, честное слово… Лучше бы я не соглашалась, я ведь не хотела сначала… я не знаю, как это получилось… она ведь издевалась надо мной! Она просто издевалась… Я ее ненавидела, если бы ты знала, как я ее ненавидела! – Она начинает громко рыдать.
Нонна молчит. Лара, нарыдавшись, вытирает слезы.
– Она ведь на любую подлость была способна… – продолжает она. – Я отказалась, говорю: не смогу свидетельницей, а она мне – а как там твоя директриса поживает? Надо будет позвонить ей как-нибудь. И все это таким тоном… А директриса наша страшная стерва. Понимаешь, угроза открытым текстом. И помочь с Кирюшей обещала, а сама издевалась… Я согласилась, побоялась потерять работу… Нонночка, я боялась ее! А она поняла, что зарвалась, потащила меня покупать косметику… То кнутом огреет, то пряник сунет! Принесла я всю эту дрянь домой, не посмела отказаться, вывалила на стол, думаю: ни за что не притронусь, отдам кому-нибудь… Соседской девчонке. Потом взяла помаду, дикий цикламен называется, а пахнет розой, и вдруг подумала… вспомнила… как будто что-то толкнуло меня… мамины лекарства – антидепрессанты, у нее высокое давление было, клофелин, раунатин… все руки не доходят выбросить… мамы уже семь лет как нет, а они до сих пор в аптечке лежат. Достала таблетки клофелина и…
Лара сморкается, всхлипывает и говорит, говорит… Спешит выговориться. Рассказать о том, что мучило ее все это время.
– Я читала про такое в одном детективном романе, только там был цианистый калий. Срезала кончик помады, потом еще кусочек. Смешала с клофелином и прилепила на место. Испачкала помадой и руки, и стол, и полотенце… как кровь… и все повторяю себе, что это игра, это понарошку, не на самом деле… потом стерла отпечатки… и страшно мне, и как будто подталкивает кто-то, как будто я ей мщу за унижение… за подлость! Как будто ритуал, вроде вуду! А сердце колотится, только не выскакивает, чуть в обморок не падаю со страху… И в церковь взяла с собой, вроде как продолжение игры, и перчатки кружевные надела, чтобы отпечатков не оставить, а потом сунула Лии в сумочку – Зинаида Дмитриевна дала мне ее подержать, Лиину помаду из сумки забрала. Стою, зажала тюбик в кулаке, а ноги от ужаса подламываются…
