Она не сказала ни слова, но ее взгляд, брошенный на Фурбиса, был полон горьких упреков.
— Он захмелел, — заметил Фурбис с участием, — его надо уложить.
Марго позвала Мулине, оба мужчины отнесли Паскуаля в постель.
— Не следовало так сильно поить больного человека, — заметил Мулине.
Марго была в отчаянии, и весь гнев ее обрушился на Мулине, которому она самым суровым тоном приказала замолчать. Но он все-таки продолжал:
— Если я и решился заметить это, то лишь потому, что ведь он так легко мог и умереть.
Эти слова несколько утешили гнев Марго. Она подошла к кровати Паскуаля и стала наблюдать за действием выпитого им вина. Около часу она ожидала его пробуждения. Наконец, Паскуаль проснулся.
— Где я? — спросил фермер.
— Дома, хозяин, — ответил Мулине. — Но пока не говорите много. Вам сейчас принесут чаю.
При этих словах Марго вышла из комнаты, спустилась на кухню и велела в своем присутствии приготовить чай, чтобы самой отнести его мужу. По вечерам он пил обыкновенно чай несколько раз и почти всегда в последнее время жаловался на дурной вкус, вызывавший тошноту. Но и на этот раз отрава не произвела на Паскуаля своего губительного воздействия.
После стольких неудачных попыток, отчасти побуждаемый своей любовницей, отчасти желая скорее окончить дело, Фурбис решился на крайнюю меру. Однажды ночью, находясь у Марго, он сообщил ей о своем последнем решении.
— Яд совсем не действует на твоего мужа, — сказал он, — а у меня самого не хватает духу ни задушить, ни раздавить его. Но я убью его иначе: одного выстрела будет достаточно, чтобы избавиться от него.
При этих словах Марго воскликнула:
— Несчастный! Хорошо ли ты обдумал все? Посуди только: шум от выстрела, наконец, кровь — разве все это не может выдать тебя? И почему ты не утопил его в Воклюзе?
— Потому что всякий раз, как только я касался его, мне становилось страшно. Я умею обращаться с ружьем и уверен, что рука у меня не дрогнет.
— В этом я не сомневаюсь, — согласилась Марго, — но сам по себе выстрел может испугать меня. Подумай о нашем ребенке…
— Я предупрежу тебя, прежде чем стану стрелять, так что тебе не о чем беспокоиться. Наконец, — прибавил он, — я требую, чтобы это было так.
Все это Фурбис говорил таким повелительным тоном, что Марго не смела возражать ему: она стала его рабой.
— Через восемь дней Рождество. Я приду сюда вечером и покончу с этим.
— У тебя есть ружье? — спросила Марго.
— Я куплю его завтра в Авиньоне.
— Будь осторожен, умоляю, мой милый. Если тебя заметят с этим оружием…
— Никто не заметит.
— Пожалуйста, хотя бы не покупай порох и пули: это может выдать тебя. Я знаю, где хранится у нас порох, и достану тебе его.
— А пули?
— Вместо пули возьми бубенчик от сбруи.
Это были последние слова в их разговоре, затем они расстались, рассчитывая встретиться не ранее того дня, когда все должно решиться.
На неделе Фурбис, находясь под влиянием лихорадки от задуманного преступления, съездил в Авиньон и купил ружье. Марго переслала ему с Вальбро порох. От последней Фурбис до сих пор скрывал свое окончательное решение, и теперь напрасно она пыталась отговорить его от подобного преступления.
— Будьте спокойны, все удастся как нельзя лучше.
Он проговорил эти слова твердым голосом, вполне уверенный в себе, чем и успокоил Вальбро. Она знала торговца как человека, который, раз решившись на что-либо, сумеет добиться своей цели.
Накануне Рождества, утром, Паскуаль отправил Мулине в Фонбланш пригласить Фурбиса на ужин, который, следуя обычаю, должен быть состояться в тот же вечер. Фурбис велел передать Паскуалю свою горячую признательность, но приехать к нему отказался, сославшись на то, что хочет провести этот вечер в своем семействе. Действительно, он ужинал дома, и ужин его прошел довольно скучно благодаря присутствию Вальбро, которую Фурбис пригласил с особым намерением — он знал, какое отвращение питает его жена к этой старой нищенке. В восемь часов все встали из-за стола, выпито было немало вина.
Вальбро сильно сожалела о намерении Фурбиса. Но, поскольку приближалось то время, когда ему нужно было сдержать свое обещание, данное Марго, он был готов на все. Завернувшись в широкий плащ, он, уходя, сказал жене:
— Если кто-нибудь будет меня спрашивать, скажи, что я в трактире. Там меня могут найти в течение всего вечера. — И, обращаясь к Вальбро, прибавил: — Идем, старуха.
Они вышли. Фурбис зашел в конюшню, взял заряженное ружье, спрятанное в соломе, и тщательно скрыл его под плащом, затем он присоединился к Вальбро, и они отправились на ферму Новый Бастид. Оставшись одна, Бригитта горько плакала о своей жалкой судьбе. В это время каждая семья собиралась в своем доме, везде был праздник, последний из слуг и тот веселился за одним столом со своими хозяевами. Ей же, всеми покинутой, не способной даже в детях найти достаточное утешение, приходилось в эту торжественную ночь оставаться одной со своими тяжелыми мыслями, рисовавшими ей будущее в грустных и мрачных тонах.
Глава XIV
Фурбис и Вальбро шли очень быстро и скоро миновали дорогу от Фонбланша к Новому Бастиду. Они шли окольным путем, чтобы не проходить через Горд. Всю дорогу они не проронили ни слова, и никто не попался им навстречу.
Погруженный в свои размышления, Фурбис был доволен, что его не отвлекают. Что касается Вальбро, то она, выпив довольно много за ужином, должна была постоянно смотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться о камни.
Когда они подошли к ферме, Фурбис остановился. Вальбро последовала его примеру. Приблизившись к старухе, торговец посмотрел ей прямо в глаза и, положив одну руку на плечо, а другой придерживая ружье, проговорил:
— Будь со мной откровенна, если это возможно. Ты очень пьяна?
— Я-то пьяна? — возразила старуха, гордо приосанившись. — С чего ты взял? Может быть, у меня глаза посоловели, иногда бывает, что ноги отказываются служить, но голова — голова всегда остается в порядке.
Эти слова успокоили Фурбиса.
— В таком случае ступай на ферму. Ты, конечно, помнишь, что я тебе говорил?
— Помню, все помню.
— Повтори.
— Ты сомневаешься во мне? За кого ты, однако, принимаешь старуху Вальбро? Я понимаю, что значат некоторые слова в важных случаях. Подобные вещи случаются ведь не каждый день, и…
— Замолчишь ты или нет? — вскрикнул Фурбис, зажимая ей рот, и затем прибавил тихо: — Если бы кто-нибудь был у окошка, нас могли бы услышать! Не говори никогда этих слов. Ступай на ферму, скажи Марго, что я жду ее приказаний, притом не болтай лишнего! Ступай!
Нищая не ответила и повиновалась. Ворота на ферму были полуоткрыты. Вальбро ступила на двор, прошла мимо хозяйственных построек и, заметив ярко освещенные окна, направилась прямо к ним. Наконец она вошла в господский дом.
