– Шарки? – сразу переспросил Хар.
– Понимаешь, пород собак так много, что никто в них никогда не разберется, главное, чтоб на четвереньках, шерсть, хвост, уши, язык чтоб висел… короче, у тебя получится.
Хар принял предложение с достоинством и без сомнений. Он опустился на четвереньки, закрутился, заюлил, завертел задом, затряс головой, словно пародируя бортового ньюфаундленда. Но в такого же красавца превратиться не сумел, а стал облезлым, прямо говоря, поганым, драным, мосластым псом с совершенно несобачьей головой, с плавникастыми лапами, выщипанным жалким хвостом и просвечивающим из-под редкой шерсти бледно-желтым впалым брюхом. Два длинных уха свисали вниз наподобие мерзких старых мочалок. Морда немного вытянулась, язык свесился набок. Но глаза остались рыбьими, пустыми и бессмысленными.
– Нормально, – в глубоком раздумий протянул Кеша. И крякнул совсем по-стариковски.
Именно в эту минуту с оглушительным лаем из дальнего конца винтовой подъемной трубы-сочления выскочил огромный и великолепный Шарки. Это был не пес, это был сам царь зверей и всех прочих тварей – огромный, бесстрашный, благородный и всемогущий. Он пронесся черным драконом метров двадцать… и вдруг застыл как вкопанный, шерсть на загривке вздыбилась, глаза налились кровью, обнажились клыки. Кеша с опаской подумал – конец его другу Хару, все, крышка, сожрет его сейчас этот царь зверей. Но произошло нечто неожиданное: вместо царского львиного рыка из огромной пасти вырвался испуганный щенячий, пронзительный визг, шерсть на загривке опала, ноги подломились… и Шарки упал, извернулся с шустростью нецарской, опустил голову и, не чуя лап под собой, будто самая жалкая и трусливая дворняжка опрометью умчался прочь, в изгибы труб-переходов.
– Нормально, – подтвердил Кеша решительно. – Мы у Таеки ошейник выпросим и поводок, все будет путем. Ежели какой хмырь-собаковод заинтересуется, скажем, э-э-э, зангезейская борзая… Но! Но!! Ты-то помалкивать будешь, это я скажу, а то ляпнешь еще: я, мол, борзая зангезейская, на Землю прилетела… тут нам и хана! Усек?
– Усек, – еще раз подтвердил Хар. Ему даже удобнее было стоять на четвереньках. Но надо было вжиться в образ. И оборотни не всесильны.
В этот же вечер они покинули станцию. Таека плакала. Серж Синицки не пошел их провожать. Серж скучал.
Когда Кеша садился в прогулочный легковой бот, он старался не смотреть на красавицу-капсулу. И зачем он только пригнал ее сюда! Да на ней можно было б идти хоть сейчас… в атаку, на штурм, на любых врагов и недругов! Но Иван строго-настрого приказал спуститься на Землю по-тихому, осторожно, чтобы ни одна веточка не шелохнулась, чтоб ни одна пылинка не поднялась с насиженного местечка.
Иван дал точные координаты. И дал ему право – право добывать нужное любыми средствами. Любыми! Хотя право это было не подкреплено ничем, кроме их содружества в тяжком деле и обреченности в случае проигрыша, но Кеше этого вполне хватило. На задание отводился один день, самое большее полтора. Потом Кеша мог смотаться на пару часиков в родные края, дольше там находиться опасно, а на пару можно. Но это потом. А сейчас… Ребров отдыхал на своей дачке в ста верстах от Петрограда. И стояла дачка на бережку тихого крохотного озерца, посреди древних елей – сказочные были места. У Кеши сердце защемило еще на подлете. А как вздохнул чистого русского воздуху, как затянулся синевой, прозрачностью и чем-то вообще не имеющим названия, но пьянящим, так и загудело в голове, закружилось все – присел на мшистый пень, сгорбился, прикрыл глаза.
Хар притулился рядом, по-собачьи вертя хвостом и озираясь. Он входил в роль. Но все-равно он здесь был чужим. Чужак, не проявляющий ни малейшего любопытства. Странный чужак.
Кеша не мог встать. Ноги не слушались. Тридцать пять лет! С ума сойти! Он покинул Землю тридцать пять лет назад, покинул совсем еще мальчишкой. А кем вернулся? Никем. Его нет, он пустое место. Потому что прописка у него не здесь, а на Гиргейской подводной каторге.
Кеша дышал и не мог надышаться, такой воздух был только на Земле, его не мог заменить синтезированный, его не могли заменить все смеси, применявшиеся на кораблях и спутниках, его не могли заменить искусственно созданные атмосферы на иных планетах… там все было фальшивым. Здесь все было настоящим.
Россия! Не здесь он совершил свои преступления. Не здесь его осудили. Но и здесь он вне закона, ибо есть соглашения. А Россия всегда выполняла соглашения, даже если они были в ущерб ей и ее сыновьям, Россия держала слово. В этом было ее величие, ее сила и ее беда.
Кеша повалился в траву, в проплешину, усеянную палой и мягкой хвоей. Лечь и умереть! На родной земелюшке. И ничего больше не надо. Хватит. Надоело скитаться по Вселенной, невмоготу нести свой крест. Невмоготу! Зачем он ушел на эту проклятую войну?! Зачем проливал кровь ради всех этих сволочей и ублюдков?!
Ведь они именно сволочи и ублюдки, нет им иного имени, нет им другого звания. Да что горевать-то теперь.
Поздно!
Хар подошел к лежащему Кеше, обнюхал его, повертел своим жалким хвостом, хотел даже лизнуть пупырчатым языком в лицо. Но Кеша отпихнул оборотня.
– Ты того, не слишком-то в роль входи, образина, – просипел он, глотая слезы.
Несмотря на прилив чувств, Кеша все видел и все слышал. Он выжидал. Если хозяин засек спуск гостя с небес, он непременно вышлет навстречу или кибера-слугу, или охранника-андроида, а может и первого подвернувшегося под руку биоробота. По всем правилам спешить не следовало. Но и тянуть и без того резиновое время не стоит. Кеша не удивился, когда в трех метрах над его головой пролетел серенький неприметный шарик. Он даже хмыкнул недовольно – экий подозрительный хозяин, втихаря разведку выслал. Ну да ладно, это дело хозяйское, не у всех объятия нараспашку. Теперь отсиживаться нет смысла.
– К ноге! – приказал он послушному и необидчивому Хару. И они побрели к даче.
Идти пришлось недолго – через полтора километра Кеша разглядел за стволами красных сосен зеркальную сферическую стену, увенчанную шаром. Из-за стены выглядывало несколько разнокалиберных полусфер и с десяток тонких и толстых мачт.
– Модернист, едрена! – выругался Кеша. Если бы у него была возможность завести дачку, он бы согласился только на бревенчатый добрый сруб под черепичной крышей… всего остального Кеша насмотрелся вдоволь, от всего остального Кешу уже тошнило. Но в чужой монастырь не прутся со своим уставом.
