– Побаивается? – вежливо осведомился Толик, впервые пристально взглянув на оборотня. – Странная порода, никогда таких не видал.
– Зангезейская борзая! – важно заявил Кеша.
– Бывали и на Зангезее, – кивнул Толик, – бывали. Да разве все усмотришь! Погоди немного, я быстро.
Он полез по крутой лесенке наверх к подкормочному окошку-люку, под самый потолок. Там же, у полупрозрачной стены были выдвижные сегменты. Кеша передернулся, когда увидал сырое, окровавленное мясо, которое хозяин всей этой роскоши хватал голой рукой и бросал кусок за куском в люк. Нет уж, лучше собаку держать, попугая, звероноида с Гадры, даже мегацефалла с Урага, чем этих гадин. «Это наши руки» – вспомнилось смутно. Кеша глядел в кровавые глазища рыбин, рвущих в клочья куски мяса, заглатывающих не только истерзанную плоть, но и мутно-кровавую воду вокруг кусков этих, глядел и начинал все понимать: рыбины его опознали, опознали и прощупали, и он снова как там, в свинцовой жиже проклятой Гиргеи, в сверхплотном ее ядре. Не может быть, это же бред, непостижимость! Может, все может быть. На лбу у Кеши выступила холодная испарина.
Они его мгновенно прощупали, даже не отвлекаясь от своего кровавого пиршества ни на секунду. Прощупали… и дали отбой. Они поняли, нет, они узнали, что он был там, был отпущен, был… нет, Кеша совсем запутался, ничего они не узнали, они лишь датчики, щупальца – они все передали и тут же, мгновенно, без малейшего промедления получили ответ… ОТТУДА! С ума сойти! Гиргея у черта на рогах, на краю света! Значит, для них нет расстояний? А что ж тут такого, конечно, нет – ведь они говорили правду, они всемогущи! А этот тип держит своих «рыбок», кормит их, развлекается… Он ничего не знает про них. Не знает? Кеша встряхнул головой. Нельзя терять над собою контроль. Там, на Гиргее, прорываясь вглубь и потом, вырываясь из каторжного ада, он прошел еще два смертных барьера – неужели пора к ним, к довзрывникам? Нет, они дали ему больший срок! Это все нервы, поганые, издерганные войнами и каторгами нервы!
– Красавицы! – сказал он громко.
– В этом надо знать толк! – довольно откликнулся из-под сводов польщенный хозяин. И как-то странно улыбнулся.
Он знает, он все знает – молнией обожгло Кешу изнутри. Он не просто знает, он специально привел их сюда. Привел на опознание. Как Иван не догадался тогда?
Кеша одернул себя – ну как мог Иван догадаться, глупости, это сейчас они поумнели, а тогда – тогда все виделось совсем в ином свете, в розовато-голубоватом эдаком мареве. А ведь у этого лысеющего Толика и в служебном кабинете есть такой же, чуть поменее, аквариумишка, и такие же рыбки. А сколько народу проходит через его кабинет?! Да почитай, вся засекреченная спецназовская десантная братия. Вот так-то, ребятки дорогие и бесстрашные, на каждого из вас уже досье имеется, вот так! Правда, довзрывники ни во что не вмешиваются. Правда? Да, это так, но если верить коротышке Цаю, они кое с кем охотно делятся добытой информацией?! Плевать! Надо дело делать, пусть Иван с Гугом головы ломают, его дело другое. Кеша шустрой метлой вымел из себя все мысли и сомнения.
– Хорошо кушают, с аппетитом! – добавил он и снова погладил оборотня Хара по голове, потрепал длинное ухо. – Много сжирают, небось, не напасешься.
Толик Ребров утробно и самодовольно рассмеялся.
– У меня тут рядышком собственная ферма – только оленина, только чистое, здоровое мясцо, – поведал он, – хватает, еще и остается немного! – Он сполоснул руки прямо в воде, просунув их в люк. Похлопал себя по мокрой волосатой груди, стал медленно и как-то основательно спускаться вниз. А когда спустился, сказал: – Ну, а теперь прошу в гостиную!
Кеша обернулся напоследок. И в упор встретил страшный, кровавый взгляд одной из гиргейских гадин.
И было в этом взгляде напоминание.
Арман никак не мог вспомнить, о чем же вопил во всю мощь своих пропитых легких Хук Образина, когда его тащили вон со станции. Он что-то орал, это точно, просил чего-то кому-то передать… да с эдакой похмелюги разве вспомнить!
– Ты за слово уцепись и разматывай дальше, – учил его Дил, утонувший в огромном черном кресле, которое вмонтировали в рубку бота по его спецзаказу. – Вспомни хотя бы одно – и тяни за кончик!
– Не вспоминается! – огрызнулся Арман. Все у него перед глазами мельтешило и прыгало – весело пить, да невесело выходить из запоя. – Мозги высохли, труба мне, на этот раз не выдюжу, помру!
– Авось не помрешь, – беспечно вставил Дил. Он правил к Земле. Но где там разыскивать пропойцу Хука, Земля большая! На всякий случай он спросил: – А какой у него внутренний код?
Арман только рукой махнул.
– Образина свой датчик еще три года назад какому-то залетному прощелыге отдал за два пузыря, – промямлил он.
– Какие еще пузыри? – не понял Дил.
– Спирта! Технического спирта, – пояснил Арман.
– Ну и чего делать?
– Да на хрена он тебе сдался! – Арман сидел прямо на полу и мелко трясся. По опыту он знал – мучиться еще не меньше недели.
– Нужен, Крузя, – уныло пробормотал Неунывающий Дил.
Оба знали, что Хук Образина давным-давно, когда еще не был ни Образиной, ни алкоголиком, родился в предместьях Берлина, где-то возле Потсдама. Но Потсдам сейчас закрытая зона, там сплошные музеи, и народишко европейский туда не пускают, опасаются – что может понимать быдло, двадцать поколений которого воспитано на дешевом роке и однообразной рекламе, в художественных ценностях, в сокровищах духа? Ничего!
И потому Дил был согласен, правильно делают, что европейскому, а зждно с ним и всему прочему быдлу туда вход закрыт. Искать Хука там бесполезно, можно и не соваться даже. А куда соваться?
