положении.
Все поплыло и закружилось перед глазами Николая Сергеевича. И картина Рембрандта, и старушка смотрительница, и посетители, и он сам. Николая Сергеевича вернул к жизни оптимистический голос Воробьева:
– Я вывернул пробки, чтобы отключить звуковую сигнализацию. Коля, ты держи картину, а вы, – попросил он смотрительницу, – придерживайте, пожалуйста, лестницу. Так-то она крепкая, но мало ли что...
Мячиков коченеющими руками схватился за золоченую раму, смотрительница взялась за лестницу, а Валентин Петрович начал взбираться наверх.
Возле бригады рабочих скапливались посетители. Скоро образовалась толпа; все хотели в последний раз взглянуть на картину, которую сейчас унесут.
Воробьев умело развязал узлы, затем спустился вниз, укоротил лестницу, отобрал у Николая Сергеевича картину, приказал ему:
– Неси лестницу! – и, кивнув смотрительнице, направился с картиной к выходу. Николай Сергеевич пошел за Воробьевым. Ему мерещилось, что он идет на эшафот, неся лестницу, по которой будет взбираться к виселице, чтобы продеть голову в петлю.
Они вновь миновали контроль, и вновь Воробьев увлек Мячикова в туалет. Там он впихнул сообщника в кабину, превратил лестницу в трость и сунул Николаю Сергеевичу шедевр:
– Подержи его! А я пойду вверну пробки.
– Они сами включат, – запротестовал Мячиков. – Уйдем отсюда, и поскорее!
– Сейчас во всем музее отключена сигнализация. А что, если этим воспользуются настоящие жулики?
– Ты прав! Иди! – Николай Сергеевич заперся на задвижку и остался в мужском туалете с подлинным Рембрандтом в руках.
Через несколько минут Валентин Петрович возвратился.
В туалете царила мертвая тишина.
– Коля, ты в какой кабине? – забеспокоился Воробьев.
– Мы здесь! – послышался трусливый голосок.
– Кто – мы? – перепугался Воробьев.
– Я и молодой человек! – эзоповым языком напомнил Николай Сергеевич. – Разве ты забыл, что мы украли картину?
Воробьев огляделся по сторонам, но в туалете, слава Богу, кроме них, никого не было.
– Впусти меня! – распорядился глава экспедиции.
Войдя в кабину и снова запершись, Воробьев разделся, размотал с торса скатерть, тщательно завернул в нее картину и перевязал веревками. Халаты он сложил в сверток и сказал Мячикову.
– Ты видишь, как это просто!
Чтобы выбраться из музея, надо было пройти мимо раздевалки. Гардеробщики не обратили на похитителей ни малейшего внимания. Однако у самого выхода дежурил милиционер. Он специально дежурил на этом месте, чтобы из музея нельзя было ничего вынести.
Николай Сергеевич осознал, что курносый милиционер и спина Воробьева, идущего впереди, – последнее, что он видит в свободной жизни.
– Что несете? – напрямик спросил милиционер.
– Картину Рембрандта! – тоже напрямик ответил Воробьев.
Милиционер оценил шутку и засмеялся. У милиционера было развито чувство юмора, и это спасло друзей.
Воробьев, который нес картину в руках, отворил дверь и пропустил Мячикова вперед:
– Пожалуйста!
– Вот видишь! – заметил Воробьев, когда они шли по улице, направляясь к троллейбусной остановке. – Надо всегда говорить только правду!
Потом они ехали в троллейбусе, и кто-то из пассажиров толкнул Воробьева. Мячиков – он постепенно приходил в себя – укоризненно сказал:
– Товарищ, осторожнее! У него в руках картина из музея, а это народное достояние!
Так была совершена кража века...
Глава десятая
Картина Рембрандта, одетая в резную золоченую раму, стояла на диване, прислоненная к подушке.
– Представляю себе, какая сейчас паника в музее! – гордо сказал Воробьев. – Милицейские машины, сирены, музей оцеплен, обыскивают всех посетителей...
Он не договорил, потому что услышал глухой стук.
Николай Сергеевич лежал на полу в обмороке. Увидев произведение Рембрандта в своей квартире, он понял, что, собственно, произошло, и потерял сознание.
Воробьев в испуге кинулся к телу друга и закричал:
– Коля! Коля! Что с тобой?
Коля не отвечал. Тогда Воробьев схватил телефонную трубку и набрал 03 – номер «Скорой помощи»:
– Приезжайте скорее! Человек лежит на полу и не подает признаков жизни!
– Где лежит? – спросил женский голос. – Дома или на улице?
– Дома.
– Тогда обращайтесь не к нам, а в «Неотложную помощь»!
Воробьев хотел возразить, но не успел. Опытная дежурная повесила трубку.
Воробьев долго дозванивался в справочное бюро, чтобы узнать телефон «Неотложки», а когда добрался до нее, начал так:
– Человек умирает!
– Фамилия? – заученно спросили Валентина Петровича.
– Мячиков.
– Имя и отчество?
– Николай Сергеевич! Зачем вам отчество? Вы лучше приезжайте скорее!
Но прекратить бесстрастный допрос было невозможно.
– Сколько лет?
– Шестьдесят. Но какое это имеет значение?
– Домашний адрес?
– Липовая, тридцать один, квартира пять.
– Какая у больного температура?
Воробьев взвился:
– Человек без сознания, а вы хотите, чтобы я мерил ему температуру!
– На что он жалуется?
– Он уже ни на что не жалуется!
– Ждите! Врач будет!
И в трубке послышались короткие гудки.
Пока Воробьев изо всех сил добивался медицинской помощи, Мячиков открыл глаза, опять увидел памятник мирового искусства и тихо застонал.
Воробьев склонился над ним:
– Как ты, Коля? Что у тебя болит?
