одну за другой. Интересно, правда?
— Интересно, — засмеялся Алёша, полной грудью вдыхая пахучий, пряный воздух. — Я бы хотел быть знаешь кем? Капитаном дальнего плавания.
— И я бы, — согласно закивала Юлька, — только самого-самого дальнего, а то быстро все земли пооткрываешь, и всё. И ещё бы я хотела подвиги совершать. Совершил подвиг — сразу памятник ставят, здорово?
— Так уж и сразу, — с сомнением покачал головой Алёша, — наверное, надо не один подвиг совершить, чтобы памятник поставили.
— Ну да! Я знаю, — уверенно сказала Юлька, — я же видала в кино. Один подвиг — один памятник, два подвига — два памятника. Точно. Не веришь? Чесслово! А мне бы хоть один памятник, — Юлька грустно вздохнула и, отойдя от окна, уселась на корзинку.
— Верно. Я тоже об этом часто думаю, — Алёша повернулся к Юльке. — Вот живёт человек, а потом что? Станешь старым, и всё? Или вот как дядя Степан — ушёл и не вернулся, и ничего после него не осталось… только, я думаю, не может человек так просто уйти. Что-то же должно после него остаться? Как ты думаешь?
Юлька молча смотрела на Алёшу, сосредоточенно сведя рыжеватые светлые брови.
— Ты почему молчишь? — обеспокоенно опросил Алёша.
— Думаю. И ничегошеньки не могу придумать, — Юлька вздохнула и сердито стукнула пяткой по корзине. — Что ли, голова у меня пустая, как эта корзинка? Алёша, ты скажи, а что должно остаться?
— Корзинка? Подожди, подожди… Юлька, да ты знаешь, Юлька! — Алёша подбежал к Юльке и столкнул её с корзинки.
Пыльное облако заплясало в солнечных лучах.
Он встал на колени перед корзинкой и начал поспешно выгребать серое, пыльное тряпьё.
— Рехнулся? — испуганно ахнула Юлька, нерешительно подходя к Алёше. Она уже хотела было осторожно пощупать Алёшин лоб, но в это время Алёша достал со дна корзинки несколько старых школьных тетрадок и, усевшись прямо на шлак, устилавший потолочные доски, стал быстро перелистывать тетради одну за другой, бормоча что-то себе под нос.
Юлька невольно прислушалась.
— Пятнадцатого июня одна тысяча девятьсот сорокового года… высадил маточники гибрида на Сорочьей поляне…
Алёша поднял голову и посмотрел на Юльку такими откровенно счастливыми глазами, что Юлька попятилась.
— Они… Юлька, они! — громким шёпотом сказал он, от волнения у него пересохло в горле.
— Кто? — ничего не понимая, но тоже невольно переходя на шёпот, спросила Юлька.
— Дневники дяди Степана!
— Те самые?! — радостно ужаснулась Юлька.
— Ну да!
— Ой, Алёшка! А вдруг не они? — Юлька присела рядом с Алёшей и заглянула в тетрадку.
— Они! Вот смотри… Здесь всё описано, как он сажал свой гибрид и как ухаживал…
Юлька выхватила тетрадки из рук Алёши и вскочила на ноги.
— Бежим!
— Куда бежим?
— Как куда? К Нине Петровне, вот куда! Бежим, Алёшка-а-а!
Сорочья поляна начиналась от дороги сразу за деревней и кончалась у берёзового перелеска, светлой весёлой каймой опоясавшего сосновый лес.
Широкая свежевспаханная полоса пересекала поляну наискосок, и издали казалось, что на зелёное шелковистое поле наложили чёрную бархатную заплату. Когда Алёша с Юлькой подбежали к поляне, ребята, разбившись под командой деда Матвеича на две бригады, выносили с поля мелкие камни и складывали их у дороги в две кучи. В одну — приборовские, в другую — заборовские. Крупные валуны, выволоченные на обочину трактором, как серые каменные шапки торчали вдоль дороги.
— Шевелись, шевелись, гвардия, — приговаривал дед Матвеич, попыхивая своей неизменной цигаркой. — Работа, известно, не волк, в лес не убегёт, однако жа, как потопаешь, так и полопаешь, слыхали?
Нина Петровна и агроном ходили по полю следом за трактором и меряли железным метром глубину вспашки.
— Матвеич! — крикнула Нина Петровна. — Ты точно помнишь, что Степан выводил гибрид на Сорочьей поляне?
— А как же, молодуха, чай, память у меня не девичья, всё как сейчас помню. Тут и выхаживал, — он наклонился, взял горсть земли, понюхал, затем медленно растёр землю пальцами. — Вона землица кака… В такую что ни посади — само вырастет.
— Эге-гей! — крикнула, подбегая, Юлька. — Нина-а-а-а Петровна-а-а-а! Скорея сюда-а-а-а-а!
Нина Петровна встревоженно оглядела из-под руки рассыпавшихся по полю ребят. Увидев Алёшу и орущую не своим голосом Юльку на краю поляны, она воткнула в землю железный метр и, легко перескакивая через влажные комья вывороченной земли, побежала к ребятам. Со всех концов Сорочьей поляны уже мчались к Юльке мальчишки. Следом за ними рысцой трусил Матвеич, придерживая рукой свою зелёную пограничную фуражку.
— Эге-гей! Нина-а-а! Петровна-а-а-а! Тётя-а-а-а Нина-а! Эге-гей! — продолжала кричать Юлька. Она взобралась на самый высокий валун и победно, как флагом, размахивала тетрадками.
— Что? Что случилось? — Нина Петровна остановилась и с трудом перевела дыхание. — Говори скорее, что случилось! Да перестань кричать, наконец!
— Вот Рыжая разоралась, прямо обалдеть можно! Я думал, пожар какой, — сказал Гошка и дёрнул Юльку за подол.
Юлька обиженно захлопнула рот, но губы её сами непроизвольно растянулись в широкую улыбку. Не глядя на сгрудившихся вокруг неё мальчишек, она спрыгнула с валуна и торжественно протянула Нине Петровне тетрадки.
— Вот!
— Что это? — Нина Петровна удивлённо посмотрела на старые тетрадки в выцветших грязно-серых обложках.
— Макулатуру набрала! — хихикнул Гошка.
Раздался весёлый хохот.
Алёша шагнул вперёд и крепко взял Юльку за руку.
— Почему вы смеётесь? — прерывающимся от волнения голосом крикнул он. — Вы же не знаете! Ничего не знаете!
Юлька подняла тетрадки над головой и тихо сказала:
— Макулатуру, да? Это же дневники дяди Степана!
— Не может быть! — ахнула Нина Петровна. Она выхватила у Юльки тетради. — Как же так… Как же… Юленька, где вы их нашли?
— Вот мы с ним нашли. На чердаке в корзинке, — скромно сказала Юлька, с видимым удовольствием поглядывая на ошеломлённых мальчишек.
— Вот это да-а-а… — протянул Гошка. И в голосе его была слышна такая откровенная зависть, что Алёшка даже чуть пожалел, что не взял с собой на чердак и Гошку.
— Матвеич, где вы? Вы слышали, Матвеич? — Нина Петровна присела на валун и начала перелистывать тетрадки, бережно отделяя одну страницу от другой, словно боясь, что тетрадки вот-вот рассыплются у неё под руками.
В круг шагнул запыхавшийся Матвеич. Юлька забежала вперёд.
— Деда Матвеич, а мы дневники дяди Степана нашли! Чесслово! Мы с Алёшкой! На чердаке!
