Медведь поднял переднюю лапу и начал зализывать рану. Шерсть на больной лапе была мокрая и издали казалась чёрной, будто медведю случайно пришили лапу другого цвета.
Первые лучи солнца скользнули по влажной листве, зажгли крупные капли росы на траве и кустах, облили радужным светом неподвижно стоявшего медведя. Но вот он опустил лапу и, оскалясь, посмотрел в сторону ребятишек. С жёлтых клыков медленно стекала слюна. Он тяжело, с присвистом дышал, высунув розовый с беловатым налётом язык. Глаза двумя точечками сторожаще мерцали. Казалось, он видит притаившихся в кустах ребят и теперь решает, как ему с ними поступить.
Митьку позывало закрыть глаза, чтобы не видеть страшной пасти зверя, но веки не слушались. Ему казалось, что он всю жизнь сидит вот так. Тело его давно превратилось в камень, и поэтому он не чувствует ног.
Медведь шевельнулся, закрыл пасть и громко чихнул, ткнувшись мордой книзу. Потом повернулся и медленно заковылял в кусты, изредка глухо постанывая.
Первым пришёл в себя Санька. Он вскочил на ноги и схватил Митьку за плечо.
— Быстро! — прошептал он.
Стараясь не дышать, ребята, крадучись, отошли метров на сто, а затем бросились бежать. Очужевшие ноги с трудом слушались Митьку, ему хотелось лечь на землю и не двигаться, но страх, что медведь передумает и вернётся, властно гнал его прочь от проклятого места.
19. Неожиданная находка
Из последних сил продираясь сквозь кусты, перелезая через завалы, исцарапанные, изодранные ребята выбежали на небольшую лесную поляну и в изнеможении упали в заросли ландышей. Кровь горячим перестуком барабанила в виски.
Некоторое время ребята лежали молча, не в силах произнести ни слова. От сырой земли тянуло холодом. Митька поёжился. Рубашка на спине промокла. Спина застыла. Он приподнялся и сел.
— Сыро, — сказал Санька. Он лежал на спине, раскинув руки, и в глазах его медленно плыли кусочки облаков.
— Ага… Эт-та… как его… где мы?
— Не знаю.
— Пить охота, — вздохнул Митька и засмеялся. — А здорово мы… Километра с три отмахали. Здорровущий какой… Я уж думал — всё, эта-та… как его… хана.
— Кабы не ветер в нашу сторону… — Санька неожиданно сел и уставился на Митьку испуганными глазами. — Митька… Кимка же с пацанами за пушкой пойдут.
— Ну и што?
— Ништо, а медведь?! — он вскочил, одёргивая, прилипшую к спине рубашку.
Митька тоже вскочил, ещё не понимая зачем.
— Айда скорее, — сказал Санька, — нужно перехватить их на большаке.
— А пушка? — возмутился Митька.
— Не уйдёт, — отрезал Санька. — Бежим.
— Дак мы же дорогу… эт-та… как его… потеряли. Куда идти-то? В какую сторону?
— Так что же, сидеть и ждать, пока их медведь задерёт? Они же городские. Айда. — И Санька решительно двинулся вперёд.
Не зная дороги, они долго блуждали по незнакомому лесу, придавленные необычной тишиной. В этом месте лес был совсем не похож на тот привычный, где они ночевали. Там земля была сухая и твёрдая, и днём весь лес звенел от птичьего гомона, а здесь ноги то и дело грузли в мягком зыбуне, и следы тотчас же наполнялись рыжеватой водой. Противно пахло мокрым мхом и подопревшей корой.
— В самые… эт-та… как его… болота забрались, — сказал Митька, почёсываясь.
Руки, ноги и лицо ребят густо облепили комары. В двух шагах от Митьки брызнул фонтан воды.
— Не лезь. По кочкам ступай, — сказал Санька и тут же громко крикнул: — Под ноги гляди! Окно!
В нескольких шагах от ребят сверкнула маленькая полынья, окружённая грязно-зелёной трясиной. Светлая вода с берегами вровень, будто колодец. Плохо придётся тому, кто оступится в этот колодец, — засосёт бездонная трясина. Митька уже не лез вперёд, а ступал за Санькой след в след, отмахиваясь от комаров.
Кругом, куда не кинь взгляд, простирался поросший рыжими и сероватыми мхами кочкарник. Между травянистыми кочками в рыжеватой кислой воде рос гонобобель, кукушкин лён, зелёными шапками покрывала кочки клюква. А между кочками — чахлые берёзки и заросли ольхи. Кое-где на лесистых буграх поднимались высокие тонкоствольные сосны.
Неожиданно среди деревьев показалась луговина. Высокая душистая трава покрывала луговину. Издали она казалась заснеженной, столько росло на ней белых пахучих кувшинок, а между кувшинками мягко голубели незабудки, желтели солнышки купавок.
— Ух ты! — обрадовался Митька и, обогнав Саньку, кинулся вперёд. — Цветов — пропасть! — Земля под его ногами закачалась.
— Стой! — не своим голосом заорал Санька и, схватив Митьку за шиворот, дёрнул к себе.
— Ты чего, Сань? — удивился Митька, пытаясь вырваться из цепких Санькиных рук.
— Гляди. — Санька поднял с земли корягу и с силой швырнул её на луговину. Коряга звонко плюхнулась в траву, и тотчас на месте её падения брызнул сверкающий фонтан воды.
— Видал? — мрачно спросил Санька. — Сам же рассказывал про чарусу. Айда назад.
Перепуганный насмерть Митька покорно поплёлся за Санькой.
Некоторое время они шли молча, пока, наконец, снова не вышли на то самое место, откуда впервые увидали чарусу.
— Кружим, — сказал Санька, — вокруг одного места.
Он присел на кочку и стал задумчиво шарить рукой в клюквенном колючем ковре, надеясь отыскать прошлогодние ягоды.
Митька присел рядом с ним на корточки.
— Сань, вдруг нас… эт-та… как его… леший водит? — внезапно сказал он и тревожно оглянулся по сторонам.
Несмотря на всю серьёзность их положения и трагический Митькин тон, Санька рассмеялся. В глухой тишине леса его смех прозвучал неожиданно громко.
— Балаболка, х-ха-ха!.. И чем у тебя голова набита!
Глядя на него, засмеялся и Митька, облегчённо и немного сконфуженно. Может, и вправду никаких леших нет? Смеясь, Митька ещё раз оглянулся по сторонам. Так, на всякий случай.
Санька поднялся. Блуждание по лесу вокруг одного и того же места не казалось ему таким страшным. Надо внимательней смотреть и всё примечать. Он снова пошёл вперёд, стараясь по веткам определить, где север, а где юг.
— Сань, есть охота, — пожаловался Митька, вприпрыжку поспевавший за Санькиными размашистыми шагами.
— Потерпи, — бросил Санька и остановился возле высокой ветвистой сосны. Нижние ветки сосны начинались почти над головами ребят.
— А ну, лезь на маковку. Глянь, в какой стороне деревня.
Митька не заставил себя долго упрашивать. Поплевав на ладони, он высоко подпрыгнул и ухватился за нижнюю ветку. Через несколько минут он уже раскачивался высоко над землёй, обхватив руками тонкую верхушку.
Лес, перемежаясь тёмными и светлыми пятнами, гребнистыми волнами шёл к горизонту. Казалось, нет ему конца и края. И только далеко-далеко, у самого горизонта, сверкал на солнце шпиль совхозного клуба.
