любви и, как выражается Авиценна, вкушению и наслаждению сладостью вечной жизни. И он сравнивает нас с расслабленным, которому предлагают изысканную пищу: он не распробует ее вкуса до тех пор, пока не излечится и не будет устранено его болезненное состояние. И это отношение к сладости вечной жизни, говорит он, имеет место в нас из-за грехов и соединенности со смертным телом: грехи заражают стремления разумной души, а бремя тела отягощает. Поэтому Авиценна весьма изящно утверждает, что мы «в нашей земной жизни и в этом теле погружены во многие скверны и поэтому не ощущаем этой сладости, хотя бы у нас и было нечто от ее причин. И поэтому мы не сможем исследовать ее и стремиться к ней, если прежде не снимем с наших плеч ярмо вожделения, и гнева, и их сестер, и лишь тогда вкусим нечто от ее наслаждения: и так, быть может, немного представим себе ее, однако опосредованно, поскольку еще необходимо и откровение». И поэтому он говорит, что тогда мы больше приблизимся к истине, главным образом потому, что тогда будут разрешены вопросы о Боге, счастье, и бессмертии души, и воскресении тела, и полученное нами откровение поведает нам о всех этих благородных вопросах. Тогда, как говорит Авиценна, «сравнивать это наслаждение чувственным будет все равно, что наслаждение от запаха изысканных блюд с наслаждением от их вкушения».
Sed et animae occupatio cum corpore, ut infert, facit earn oblivisci sui ipsius et eius quod amare debet. ... Substantiam enim animae, ut ipse dicit, corpus occupat et reddit earn stultam, et facit earn oblivisci sui proprii desiderii, et inquirendi perfectionem quae sibi competit, et percipiendi delectationem perfectionis suae. Non quod anima sit impressa corpori, et immersa; sed quia ligatio est inter ilia duo, quod est desiderium naturale gubernandi corpus et agitandi affectiones eius.
Но и озабоченность души телесными нуждами, как он утверждает, приводит к тому, что она забывает сама себя и то, что она должна любить .... Ибо тело, по его словам, овладевает сущностью души, отупляет ее и заставляет ее забыть собственные желания, и она перестает искать совершенств, которые ей подобают, и делается неспособной получать наслаждение от своих совершенств. Не то чтобы душа была подавлена телом и погружена в него, но между ними имеется связь, которая проявляется в естественном стремлении души управлять телом и возбуждаться его эмоциями.
Et quartum impedimentum est occupatio hominis cum isto mundo sensibili, quamvis homo non peccaret nec de corpore curaret. Quia enim sumus dediti mundo sensibili, ideo negligimus insensibilem et spiritualem, secundum quod edocet Avicenna In quibus evidenter et magnifice tangit causas impedientes nos a consideration ne et amore felicitatis.
И четвертое препятствие есть озабоченность человека этим чувственным миром, хотя бы человек и не грешил, и не заботился о теле. Ибо, как учит Авиценна, поскольку мы отданы чувственно воспринимаемому миру, мы пренебрегаем духовным, не воспринимаемым чувствами миром. И [в своих трудах] он ясно и великолепно пишет о причинах, удерживающих нас от исследования счастья и любви к нему.
Et per contrarium ostendunt nobis sua verba, quae sunt adiutoria cognoscendi et amandi et gustandi delectationem futurae felicitatis. Quorum unum est mundificatio animae a peccatis; et aliud est subtractio animi a naturali suo desiderio regendi corpus. Et iterum est suspensio mentis ab hoc mundo sensibili, ut adhaereat saeculo intelligibili. Et quartum est, certificatio per revelationem et prophetiam de eis, de quibus mens humana non potest praesumere, sicut sunt quaesita nobilia de quibus loquitur; nam in huiusmodi, ut dicit, credimus testimonio prophetae et Legislatoris, qui recepit legem a Deo. Qui vero haec quatuor haberet non poneret felicitatem in hoc mundo, sed miseriam et mortem, sicut satis exponetur inferius; et cum Aristotele et cum Theophrasto, et Avicenna, et aliis vere philosophantibus, vacaret contemplationi felicitatis futurae, quantum homini ex potestate sua est possibile; quatenus pius et misericors Deus pleniorem revelaret veritatem, sicut probatum est ipsum revelasse aliis quam eis qui in lege veteri vel nova nati sunt et educati, ut in metaphysicis habet declarari. Et quoniam perceperunt quod ad cognitionem felicitatis necesse fuit eis separare se a peccatis et a corporali amore superfluo et a mundo, ut quartum possent a Deo recipere, scilicet illuminationem interiorem, quatenus articulos veritatum fidelium perciperent, omnibus abiectis vacabant contemplationi sapientiali futurae felicitatis. ...
И, с другой стороны, его слова показывают нам, каковы средства, могущие помочь нам в познании, любви и вкушении наслаждения будущего счастья. Первое из них есть очищение души от грехов, второе — отвлечение души от ее естественного желания повелевать телом, третье — возвышение ума над этим чувственным миром и устремление его к миру умопостигаемому. А четвертое — удостоверение через откровение и пророчества в том, что человеческий ум не может [сам по себе] заранее постигнуть, каковы суть благородные вопрошания, о которых говорится, ибо в то, что относится к таковому, как говорит Авиценна, мы верим на основании свидетельств пророка и Законодателя, который получил закон от Бога. И тот, кто обладает таковыми четырьмя [средствами], не будет считать, что счастье доступно в этом мире, но [знает, что в нем может быть] только бедствие и смерть (как будет в достаточной мере показано далее), но вместе с Аристотелем, Теофрастом, Авиценной и другими истинными философами будет пребывать в созерцании грядущего счастья, насколько это возможно для человека в силу его [естественных] способностей до тех пор, пока благой и милосердный Бог не откроет ему более полной истины, ибо, как провозглашено в метафизике, Он открыл ее не только тем, кто был рожден и воспитан в ветхом и новом законе, но и другим. И поскольку [вышеуказанные философы] понимали, что для познания счастья [будущей жизни] им необходимо было освободиться от грехов, излишней любви к телу и от мира, чтобы получить от Бога четвертое средство, а именно, внутреннее просвещение, то до тех пор, пока они не восприняли положения истин веры, они, отринув все прочее, пребывали в мудром созерцании будущего счастья. ...
Postquam vero fuerunt praeparati ad illuminationes divinas recipientes eas, posuerunt quod felicitas haec est totius hominis, tam in corpore quam in anima, beatitudo, quam oculus non vidit nec audivit, ut dicit Avicenna. Quae felicitas est status omnium bonorum aggregatione perfectus, sicut docet Philosophia Boethii, in tertio Consolationum libro. Et ibidem probat, quod non potest esse, nisi participatione summi boni, quod est Deus, quia completa boni participatio non est nisi in participatione Dei qui est bonum perfectum. Et ideo beati et felices non possunt esse nisi fruendo Dei bonitate. Et ideo Philosophia nobile concludit corollarium, scilicet quod beati sunt dii; sed unus est Deus natura, participatione deitatis multi, scilicet omnes beati. Et Aristoteles primo Moralis philosophiae docet quod appetitus humanus non potest terminari in aliquo bono nisi in summo quo clauditur; quia desiderium animae rationalis transcendit omne bonum finitum et vadit in infinitum. Et ideo oportet quod bono summo et infinito, quod est Deus, participet si eius appetitus debet compleri. Sed constat per felicitatem complendus, quare oportet quod Deo fruatur in aeternum. Et tunc quantum ad intellectum speculativum fiet anima, secundum Avicennam, saeculum intelligibile, et describetur in ea forma totius universi et ordo omnis a primo, scilicet Deo, et per omnes substantias spirituales et coelos, etc., ... cernens id quod est pulchritudo absoluta et decoi verus. Et quantum ad intellectum practicum, dicit quod perficietui bonitate pura, et erit sua delectatio non de genere delectationis sensibilis, quae solum est per coniunctionem superficierum corporium sensibilium immutantium sensus nostras; immo intrat animam, et infunditur in substantiam eius, et est delectatio conveniens dispositioni naturali quae est in substantiis vivis et puris et spiritualibus. Et est excellentior et nobilior omni delectatione; et haec est delectatio felicitatis, ut affirmat
А после того, соделавшись подготовленными к тому, чтобы воспринять Божественное просвещение и приняв его, они пришли к выводу, что будущее счастье, — блаженство, которое, по словам Авиценны, не видит глаз и не слышит ухо, — относится ко всему человеку, как к его душе, так и к его телу. И это счастье есть совершенное состояние обладания всеми благами в их совокупности, как Философия учит Боэция в III книге
