улыбнуться в ответ.
— Как ваша рука? — спросил он явно только для того, чтобы что-нибудь сказать. — Я действительно хотел вас об этом спросить. — Он поднял мою руку и нежно прикоснулся к пластырю. — Вы за ней следите?
— Она еще немного болит, но уже начинает заживать.
Я попыталась высвободить руку, но он лишь опустил ее, держа меня за пальцы.
— Трейси, — он говорил как человек, который наконец на что-то решился, — я должен принести вам извинения, искренние и смиренные.
Брет остановился и повернул меня к себе. Он казался таким высоким, что я едва доставала ему до плеча. Позолоченные солнцем верхушки деревьев упирались в синеву неба. Он стоял спиной к свету, и я не могла рассмотреть выражение его лица.
— Вчера утром я так жестоко, так несправедливо обвинил вас в распространении сплетен и теперь не знаю, как перед вами оправдаться, Трейси.
— Что бы я ни чувствовала к вам вчера, Брет, — покачала головой я, — все мои отрицательные эмоции — ничто по сравнению с вашей добротой, которую вы проявили ко мне сегодня утром. И днем. Теперь я точно знаю, что не виновата в этих сплетнях. Не знаю, кто их распространяет, но я готова на все, чтобы вернуть вам ваше доброе имя.
— Благодарю вас, Трейси.
Видимо, этот солнечный день был окутан какой-то магией, потому что — я уверена — Брет хотел меня поцеловать. Он не отрываясь смотрел на мои губы, и, готова поклясться, его рот начал склоняться к моему. Но он тотчас опомнился, и я решила, что все это мне показалось.
Мы пошли дальше, рука об руку, и он заговорил снова, казалось с трудом выдавливая из себя слова.
— Когда я вчера вечером вернулся домой и спросил сына, не слышал ли он какие-нибудь слухи насчет нас с вами, он ответил, что ничего не слышал, но — он сжал мои пальцы — сам многим рассказывал о нас.
Я охнула и начала было что-то говорить, но он остановил меня:
— Ничего не говорите, Трейси, просто слушайте. — Он ненадолго замолчал, потом продолжил: — Он рассказал своим друзьям, друзья рассказали родителям, а те — своим друзьям. Так и поползли слухи, которые и дошли до нас в таком искаженном виде.
— Но что он мог им рассказать? — ужаснулась я.
— Он рассказал, Трейси, что мы с вами скоро поженимся. Что той ночью на болотах он видел, как мы целовались, а это для него может означать только одно — я собираюсь на вас жениться.
Я с досадой щелкнула пальцами:
— Ну конечно, он же хотел выйти из автобуса и видел нас. Но, Брет, мы ведь не…
— Нет, не целовались, Трейси. Но в темноте воображение дорисовало картину. — В его голосе звучали стальные ноты. — Я решил все поставить на свои места, Трейси, ради вас и ради себя. Я заставлю его сказать правду. При всех.
— Но как, Брет?
— Как? Я вам объясню. Завтра утром во время собрания он выйдет на трибуну и публично откажется от своих слов. Он скажет правду всей школе — что он сам выдумал эту историю. А потом извинится.
— Но, Брет, вы не можете с ним так поступить. Ведь он ваш сын.
— Будь он даже сыном председателя комитета по образованию, ему все равно пришлось бы это сделать. Мой он сын или нет, он должен понять, что нельзя распространять ложь и клевету, оставаясь при этом безнаказанным.
— Но, Брет, — пыталась я защитить его сына, — Колин очень ранимый мальчик. Он никогда не сможет забыть такое наказание. Оно останется с ним на всю жизнь.
Его лицо стало каменным, однако я сделала еще одну попытку:
— Можно ли его винить за те мысли, которые пришли ему в голову, когда он увидел нас вместе, Брет? Вы и я, мы знаем, что ничего особенного не произошло — да и не могло произойти, но мальчик… — Я замолчала, пытаясь найти нужные слова, отчаянно перебирая в уме причины и предлоги, — оставшийся без матери, вероятно, уже забывший, что она у него когда-то была… — Брет раздраженно махнул рукой, но я не позволила себя прервать, — возможно, подсознательно ищет женщину, подходящую на роль матери, и цепляется за любую мелочь, которая может дать ему надежду, что однажды вы, его отец, найдете ему мать.
— Вы в роли матери? Не смешите меня! Вы говорите ерунду и сами это знаете.
— Я этого не знаю, Брет, и вы тоже, — снова апеллировала я неизвестно к кому. — Откуда мы знаем, что он думает? Я могу основываться только на своем небогатом опыте. Многие годы я завидовала девочкам, у которых была счастливая семья.
Мои доводы ничуть его не тронули.
— Завтра утром, — сказал он самому себе, а не мне, — он выйдет на трибуну, все объяснит и извинится.
— Вы уже сказали ему об этом, Брет?
Он кивнул.
— Что он ответил?
— Ничего. Он заплакал.
— Заплакал? О, Брет, как же вы могли?
По его глазам я видела, что ничего не добилась. Мы повернули и пошли обратно к машине. Птицы перестали петь, во всяком случае, так мне показалось, или же я просто не слышала их из-за шума в голове. Я решила сделать еще одну попытку и разыграть — как мне подсказывала интуиция — козырную карту.
— Вы его отец, Брет. Он не будет вас винить. Вы — все, что у него есть. Но не забывайте, что есть еще одно действующее лицо — я. И винить он будет меня, а не вас. Он никогда не простит мне своего унижения. Обида на меня останется в его сердце на всю жизнь. — В тот момент мне не пришло в голову, что Колин не будет общаться со мной всю свою жизнь.
Его отец тоже не заметил моей ошибки: похоже, наконец каким-то чудом я нашла отклик в его душе.
— Вас, Трейси? Как он может обвинить вас? — смягчился он. В его голосе появилось сомнение, я это слышала, но кто знает, выиграла я этот бой или нет?
Мы оба замолчали. Солнце скрылось. Синее небо затянуло тучами, предвещавшими грозу.
Когда лес остался позади, в моей голове созрел план. Он был продиктован отчаянием, но должен был положить конец сплетням. На подъезде к городу я сказала о нем Брету.
— План? Какой план?
— Я не могу сказать вам, Брет, пока не буду уверена, что он будет принят.
— Кем принят, могу я узнать?
Я проигнорировала его холодность и поджала губы.
Он посмотрел на часы и прибавил скорость.
— Вы опаздываете, Брет?
— Да. Сегодня у Элейн день рождения, и мы идем в ресторан.
— О! — Настроение у меня сразу упало. С самого начала я знала, что у меня нет надежды, но не могла не любить его. Я не могла перестать любить его только потому, что он не отвечал мне взаимностью.
Брет проехал через школьные ворота, и я открыла дверь, едва он выключил двигатель.
— Спасибо за прогулку, Брет, и за то, что доверили мне свою машину. — Я попыталась улыбнуться, но у меня ничего из этого не вышло. Я положила руку на его плечо, и он молча уставился на нее. — Вы дадите моему плану шанс, Брет, прежде чем… наказывать Колина? Пожалуйста, Брет!
Он перевернул мою руку ладонью вверх, слегка прикоснулся к пластырю и отпустил.
— Я даю вам пару дней, не больше, — принял он решение. Он включил зажигание и терпеливо ждал, пока я выберусь из машины. — Будьте осторожны на дороге, Трейси.
Днем я отогнала машину в местный гараж, чтобы выправить бампер и радиатор.
На следующий день после обеда я увидела в учительской Уэйна, стоявшего перед доской
