Я всегда считал Веру очень далекой от литературы, но эти строки она, наверное, помнила со школы — такое сильное впечатление они на нее произвели.
Мороз ли, буря ли, жара — Нет лучше друга, чем сестра, С ней весело шагать. Обрыв заметит за версту, Споткнись — подхватит на лету, Поможет устоять.[68] Я снова лег, но в семь часов меня разбудил Джейми. Он хотел к матери, но я боялся, что ребенок тоже заразится гриппом. Пришел врач и сказал, что с Верой не обязательно сидеть все время, только нужно найти человека, который навещал бы ее два или три раза в день. Но ребенка ни в коем случае нельзя оставлять с ней. Я снова попытался позвонить Иден, но ее снова не оказалось дома. Экономка пообещала передать миссис Пирмейн просьбу перезвонить мне, когда та вернется к ленчу. Это будет часов в двенадцать, поскольку в доме ждут гостей.
Вера по-прежнему дышала с трудом, а голос у нее был напряженным. Я присел к ней на постель и передал слова врача. Потом сказал, что мне нужно уйти, но я поговорил с Джози Кембас, и она обещала, что придет днем, а потом вечером. Сам я дождусь звонка от Иден, поскольку нужно договориться, чтобы кто-то присмотрел за Джейми.
Последняя фраза привела Веру в крайнее возбуждение. Она обеими руками схватила мою ладонь и села. Я должен взять Джейми. Должен пообещать ей, что возьму Джейми и присмотрю за ним. Я точно помню ее слова:
— Вы должны взять его, Чед, он вас знает. Мне будет легче, и я смогу заснуть, зная, что Джейми с вами.
Вера сказала, что скоро ей станет легче и болезнь никак не может продлиться больше двух или трех дней. Она не помнит, чтобы болела больше одного дня после той неприятности, которая с ней случилась, когда Иден была совсем маленькой; по ее мнению, то была анемия, которую было бы легко вылечить, догадайся кто-нибудь дать ей железо. Вера все говорила и говорила, раскачиваясь из стороны в сторону и крепко сжимая мою руку. Я пообещаю ей — правда? — что возьму Джейми до понедельника. К понедельнику ей станет легче, она будет совершенно здорова. Джейми не причинит хлопот — он съест то же, что и я, он не просыпается по ночам, а чистая одежда для него лежит в ящиках комода в его комнате. Если я принесу чемодан, она сама все уложит.
Мне и в голову не пришло согласиться. Я находил подобную просьбу странной. Одинокий мужчина, живущий в квартире, которая больше похожа на студию с кухней… Что я могу знать о потребностях, вкусах и капризах маленьких детей? Следующим утром — несмотря на воскресный день — у меня было назначено интервью с членом парламента от нашего округа; в другое время он со мной встретиться не мог. А в девять утра понедельника мне нужно на работу. Поэтому не могло быть и речи, чтобы выполнить просьбу Веры. Хоть я и сомневался, что она поправится к понедельнику. Я сказал, что Джейми должна взять женщина — Иден.
Вера рухнула на постель, словно увидела входящего в дверь призрака. Она смотрела на меня так, словно сквозь меня видела что-то ужасное — привидение, которое проникло в комнату и теперь нависло над ней, угрожающе подняв руки. В каком-то смысле так оно и было, хотя призрак оставался невидим для остального мира. Вера изо всех сил стиснула мою руку, как будто хотела удержать рядом с собой.
— Пожалуйста, Чед, возьмите Джейми!
Она принялась умолять и заклинать меня, и я подумал, что от высокой температуры у нее помутился рассудок. Ничего другого мне тогда не приходило в голову.
— Не могу, — ответил я. — Будьте благоразумны. Вы же знаете, что я не могу.
— Я вас никогда ни о чем не просила. И больше никогда не попрошу. Пожалуйста. Чед.
— Это невозможно, Вера, — сказал я.
— Тогда попросите Джози — пусть возьмет его к себе. Джейми не знает ее так хорошо, как вас, но Джози добрая женщина и будет к нему добра. Обещайте, что поговорите с Джози.
Я сказал, что спрошу. Сделаю все, что в моих силах. Внизу зазвонил телефон, и я спустился, чтобы снять трубку; разумеется, это была Иден. Экономка передала ей, что Вера больна, и после ленча Иден приедет, не дожидаясь, пока разойдутся гости; с гостями останется Тони, а она приедет прямо к Вере и заберет ее вместе с Джейми в Гудни-холл.
Я испытал огромное облегчение. У меня словно гора спала с плеч, и мне казалось, что все неприятности уже позади.
Не успел я повесить трубку, как пришла Джози с ленчем для Веры, который та, естественно, не могла есть; Джози принадлежала к числу немногочисленных (в те годы) владельцев стиральной машины и поэтому забрала с собой груду грязного белья и одежды. Я сказал Вере, что скоро приедет Иден, и удивился ее в высшей степени странной реакции.
Она посмотрела на меня сумасшедшими глазами, явно пребывая на грани истерики, но на бред это было не похоже. Свою безумную просьбу она произнесла рассудительным, спокойным и ясным голосом.
— Джейми днем спит. Заприте его в комнате, Чед, и скажите Иден, что его забрала Джози.
Что я мог ей ответить? Как отреагировать на подобную просьбу, явно безумную? Я не стал спорить. Пообещал. Да простит меня Бог.
На этом месте рассказа Чеда я остановилась. Странно, но прочитанное меня расстроило. Разумеется, я знала об отчаянии Веры, знала, как все было плохо, но не подозревала, что до такой степени. Что касается подтверждения для Дэниела Стюарта, тут я ничем не могла ему помочь. Если только найду письмо, которое Вера отправила моему отцу через неделю после того воскресенья. Оно датировано 6 января 1948 года и входит в число немногих зимних писем, которые отец сохранил. Самое ценное в письме не то, о чем сообщается, а то, о чем умалчивается.
Письмо было прочитано вслух, за завтраком, и моя мать слушала его с обычной кривой усмешкой, указывавшей на ее раздражение.
— Я рад, что мальчик у своей тетки, — сказал отец. — Прямо гора с плеч. Там ему будет лучше, чем у кого бы то ни было. Иден — сама доброта, она для Джейми почти как родная мать.
— Не вижу особой разницы, — произнесла моя мать своим ровным, бесстрастным тоном. Мне
