Оксана прибежала из школы как всегда в отличном настроении. Учеба давалась ей легко, а сегодня она получила еще и «отлично» по контрольному зачету по химии. Но, увидев покрасневшие от слез глаза матери, тревожно спросила:
— Что-нибудь случилось?
— Да ничего страшного, просто это должно было произойти раньше или позже, но, не так, как произошло…
— Опять таинственности, мама, я взрослый человек. Что же произошло?
— Ничего таинственного, просто уехал Иван, но почему так, украдкой, не попрощавшись? — И она протянула Оксане оставленную Иваном записку. На листочке из школьной тетради ровным почерком написано: «Я должен уехать, спасибо за все. Иван». Дальше был адрес и больше ничего.
Оксана была поражена: она так хорошо думала об Иване — это был ее идеал, она его боготворила, и чтобы так…
— Он просто сбежал, — начала она возмущенным голосом, — но почему? Мы в воскресенье на лыжах собирались… В конце концов, в нашей школе мог бы до весны доучиться. — Оксана чуть не плакала.
— Да ладно, у него и отец был непредсказуемым, Иван весь в папу. Жаль, конечно, что так произошло, но что поделаешь — переживем! — И она прижала девочку к груди и погладила по волосам, но Оксана вдруг, заплакав, оттолкнулась и убежала в свою комнату.
О чем только не передумала Оксана после этого события! Вначале она была возмущена поступком Ивана, считала, что он предал ее, но потом успокоилась.
«Ну и пусть! Подумаешь, медведь сибирский»! Но тут, же представила себе Ивана: ну нет, уж никак не тянул он на медведя, он больше походил на оленя, такого, же статного, красивого, правда, немного неловкого. Чем-то он не походил на тех ребят, которых знала Оксана, — может, своей рассудительностью, ранней взрослостью. Даже ученики старших классов заметили это. Когда Иван зашел в десятый класс, то мальчики, впервые увидевшие его, отнеслись к нему почему-то сразу уважительно, а классный руководитель, слушая объяснения Ивана о том, что они проходили, а что нет, сказала:
— А ты, видимо, учишься хорошо?
— Да, был пока отличником, — ответил Иван и почему-то покраснел.
Оксана уже думала, что Иван останется у них и будет учиться в их школе, как вдруг он уехал. Почти час Оксана не выходила из своей комнаты, и никто ее не беспокоил. Наконец, она вышла к матери, которая накрывала на стол.
— Я что-то не хочу, мама, — сказала она.
— Надо попроще относиться к жизненным урокам, у тебя их будет ой как много! — сказала мать и все же накрыла на двоих.
— А ты-то чего плакала? Тебе-то можно было и привыкнуть.
— Да он мне как сын. До года воспитать ребенка, чтобы потом у тебя его отняли… Вот будут у тебя свои дети — поймешь.
— А может, и не будут, никто этого не знает.
— Но я-то знаю, будут. И не так уж долго ждать осталось — каких-нибудь пять-шесть лет.
И они почему-то вместе тихонько рассмеялись.
— Я всегда хотела братика, и когда появился Иван, да еще такой, — Оксана сделала многозначительный жест, — я была так счастлива… Жаль, не учла, что есть еще и его мнение. Так что все, видимо, так и должно быть. Может, только не так жестоко.
Даже Рита Ивановна удивилась таким ее взрослым мыслям.
— Откуда же у тебя мог появиться братик, когда отец твой умер ровно через полгода после твоего рождения, а замуж я больше не выходила.
— Хотя могла, — добавила Оксана.
— Да, могла, но без любви не хотела, а вот любви-то и не было, — сказала Рита Ивановна. — Садись, поешь, а от Ивана теперь будем ждать писем.
— Если они будут, — с грустью сказала Оксана и с неохотой села за стол.
И все-таки своим появлением Иван заполнил то, чего так долго не хватало в этом, казалось бы, благополучном доме. При нем все как бы встало на свои места, и утвердился сразу покой и порядок. Он как-то незаметно починил все крючки, смазал дверные петли, заизолировал электрические шнуры, исправил утюг, даже калитку починил. И делал все так свободно и просто, как-будто всю жизнь только этим и занимался. Оксана мало придавала этому значения, только не Рита Ивановна, которая почти ежечасно замечала перемены. Это ее радовало, но тревожило то, что Оксана все больше и больше привязывалась к Ивану. Когда они шли вместе — Оксана сияла, и каждый раз Рита Ивановна намеревалась рассказать Оксане историю ее рождения, но почему-то откладывала, все подбирала момент, а потом ей и самой становилось не по себе. Как можно объяснить уже довольно взрослой девочке, что мать родила ее от брата, пусть даже сводного. Неизвестно, как Оксана воспримет это, не возненавидит ли. И это пугало и все задерживало и задерживало объяснение. А теперь Иван уехал и, может, жизнь повернется так, что и объяснять-то не придется, все само собой образуется, и в этом плане то, что произошло, Риту Ивановну даже успокоило, хотя и ей Ивана не хватало.
И все же, уехав, он снова нарушил установившееся равновесие в этом доме, и это почувствовали и Рита Ивановна, и Оксана, но каждая по-своему.
На следующий день, пробыв в тайге полный день гости возвращались обратно. Легко скользя по ослепительному снегу, они подходили к дому Сердюченко, когда Виктор, теперь шедший впереди, заметил прямо напротив своего двора районный милицейский «газик». Он остановился и, подняв руки с лыжными палками вверх, показал остальным сделать то же самое. Последней подъехала Настя.
— По-моему, мы приехали, — с горькой усмешкой сказал Виктор, — хорошо, если самородок не нашли.
Настя не на шутку встревожилась:
— Обыск, но на каком основании?
— Там чего-то есть? — спросил Таро.
— Милиция, — коротко сказал Виктор.
— Ну и сто, документ есть хоросий, проверял Владивосток.
Младшие брат и сестра, ничего не понимая, смотрели то на Виктора, то на Таро, то на Настю.
— Ладно, пошли, — сказал Виктор и оттолкнулся палками. Через огород они вошли во двор, собака скулила, закрытая в сарае: видимо тетка Феня защищала блюстителей порядка от ее лая, а может быть, и действий…
Сняли лыжи, рюкзаки, и Виктор первым шагнул в избу. В накуренной комнате за столом, на котором стояли две пустые и одна початая бутылка водки и закуска, сидели уже изрядно выпившие два милиционера. Они о чем-то спорили между собой и даже не заметили, как вошел хозяин. Окинув быстрым взглядом свою комнату, Виктор взбесился:
— Это кто же вам позволил из моего дома бордель делать?! — заорал он и, схватив сидящего к нему спиной милиционера за плечи, оторвал от стула.
В это время зашли в комнату Таро и Настя.
Второй милиционер выхватил пистолет, но молниеносный удар Таро ногой выбил из его рук оружие.
— Что вы делаете, прекратите! — закричала Настя, понимая, что из этого может выйти. Но Виктор, озлобившись, уже связал одного милиционера и, матерясь, подошел ко второму, которого Таро держал, прислонив к стенке.
— Вам это так не пройдет! — хрипел пьяный милиционер.
— Да, да, уж не пройдет точно, я тебе в тот раз простил, сволочь, теперь не прощу. Вяжи его, Таро.
Связали и второго, пистолеты замотали в полотенце, накинули на милиционеров полушубки, шапки. Настя, не понимая, что задумал Виктор, уже почти плача, причитала:
— Витя, подумай, родненький, Витя, брось их! Это же тюрьмой грозит!
