Яков, — может, действительно есть что-то непонятное потустороннее, которое может творить такие чудеса?»
Тихо, ни звука, ни ветринки, будто сама природа притаилась, удивленная происшедшим, и, не нарушая земного покоя, молча, наблюдала и ждала, что же произойдет дальше. А три человека, на глазах у которых все и происходило, говорили между собой шепотом, боясь нарушить создавшуюся нерукотворную тишину. Но другие-то люди ничего не знали, и вот снова еле слышно, а потом все громче и громче застучал мотоциклетный двигатель. Виктор даже выбежал на улицу, чтобы прекратить шум, а увидев на мотоцикле улыбающихся Ивана и Николая, замахали руками.
— Тихо вы, растарахтелись!
— А в чем дело? — все же снизив голос, спросил Иван.
— Просто надо, чтобы было тихо: Рита Ивановна спит.
— Ну и что, пусть себе спит. Может, поздороваемся, отец?
— Можно и поздороваться, — согласился Виктор, подавая руку.
На улицу вышли Яков и Николай Николаевич.
— Наверно, что-то произошло? — спросил Николай, глядя на вышедших со двора.
— Ничего не произошло, — нашелся Николай Николаевич, — просто Рите Ивановне было плохо, вызывали «скорую», а теперь она спит, и мы вас очень просим соблюдать тишину. А если она проснется — не заговаривайте с нею первыми.
— Ладно, ладно, предупредили и хорошо. Только мы есть хотим, — сказал Иван.
— Идите, мойте руки, мы что-нибудь состряпаем.
Когда парни ушли умываться, дядя Коля подошел к братьям:
— Пока им ничего не рассказывайте, будем ждать: могут произойти самые невероятные неожиданности, мы должны быть готовы ко всему.
— А что может быть? — спросил Яков.
— Она может представить себя совершенно в другом свете — это бывает, только ничему не надо удивляться. Явление летаргического сна и действия нервной системы настолько не изучены, что никто и ничего не может предположить.
— Что вы там шепчетесь? — спросил, не повышая голоса, подошедший Иван.
— Да ничего особенного. Тихонько идите в комнату, там я вас накормлю, — и Николай Николаевич на цыпочках поднялся на веранду, мельком взглянув на лежащую уже боком Риту Ивановну и, стараясь не скрипеть, медленно открыл дверь в дом.
И опять — ни звука, только где-то в траве еще стрекотали кузнечики да далеко на лугу заблеяла коза. Притаилась сонная земля.
Заканчивался сентябрь. Крымские леса одевались в самые разнообразные наряды — от светло- желтого до ярко-красного. Созревал кизил, раньше всех зацветающий и позже всех созревающий кустарник. Шла полным ходом уборка винограда. Как всегда в такую пору, не хватает людей в сельских хозяйствах, и к командиру части приехали представители совхоза «Коктебель».
Александр Васильевич согласился оказать помощь в уборке винограда, и в один из осенних дней солдаты выехали в поле. Янтарные гроздья, по килограмму каждая, вначале очень быстро исчезли вообще — солдаты их просто съедали, но потом все, же стали ложиться в большие плетеные корзины. Одна за другой уходили с поля машины-лодочки, наполненные доверху сахаристой ягодой. И все было бы хорошо, если бы вездесущий парторг совхоза не предложил организовать обед за счет хозяйства да еще прямо в поле. Командование дало согласие. И вот после окончания работы солдаты взводами и ротами стали рассаживаться за длинные деревянные столы, расставленные в тени громадных деревьев лесной полосы. На столах хлеб, арбузы, большие кастрюли с борщом и чуть поменьше — с картофельным пюре с мясом.
— Обед, так обед! — сказал Александр Васильевич. — Давно я такого борща не едал.
— А как насчет вина, товарищ полковник? — спросил парторг.
— А что? Можно и вино!
— Всем можно или только на ваш стол? — уточнил парторг.
— У тебя так много вина? — переспросил Александр Васильевич.
— Ну, на вашу часть хватит.
— Тогда давай всем!
Начальник политотдела предостерег командира от неприятностей.
— Неприятностей никаких не будет, если они не последуют от вас, — сухо ответил полковник.
На столах появились бочонки с вином: многие офицеры удивленно переглянулись, только не солдаты — те мигом налили каждому по кружке и хлопнули без тоста. Большинство на этом остановилось, и с огромным аппетитом уплетали все, что появлялось на столах. Однако нашлись и такие, которые пили, не зная меры, и после обеда. Шесть человек из первой роты уже горланили дурацкие песни и частушки. На удивление всем офицерам, командир не придал этому никакого значения.
— Вот это да! — сказал Николай Ивану. — Да у нас бы за это… Ты помнишь полковника Свирина? Так он одного нашего сержанта разжаловал и десять суток влепил за то, что тот выпил на своей же свадьбе.
— Я не думаю, что Попов настолько глуп, чтобы не понимать пагубности своего разрешения, тут что- то другое, — ответил Иван.
И действительно — другое было. На следующий день объявили всеобщее построение. В строю должны были стоять все — от командиров до последнего свинаря. В большом военном хозяйстве, уже полностью сформированном, имелась санчасть, писаря, машинистки, топогеодезисты, хозяйственные службы, где в основном работали девушки. И вот в назначенное время часть в полном составе построилась. Доложили командиру. Полковник обошел строй, с неподдельной мужской строгостью вглядываясь в лица солдат и офицеров, потом вышел на середину и скомандовал:
— Старшина Овсиенко и старшина Исаев — ко мне!
Николай и Иван строевым шагом направились к командиру.
— Экипаж вертолета — ко мне! — продолжал командир и сам пошел навстречу пилотам, быстро что-то сказал им и те побежали к вертолету, стоявшему тут же на стадионе.
— Товарищи солдаты и сержанты! — обратился командир к сотням людей, стоявших в строю. — Офицеры, сверхсрочно служащие и вольнонаемные, работающие в нашем хозяйстве! У нас воинская единица особенная, часть специального назначения, тут должны служить мужчины, а не мамины сыночки, слюнтяи, негодяи и алкоголики. Мы обязаны в любую минуту быть готовыми выполнить задание Родины, уметь профессионально защитить себя и окружающих, показать образец мужества и героизма, мужского достоинства, выдержки и неподкупности, должны быть примером для всей молодежи в своем поведении. И вы это увидите: я буду приглашать сюда школы, чтобы дети видели, кто есть кто. Мы должны быть такими, как вот эти двое старшин, — красивыми, подтянутыми, мужественными и смелыми.
И теперь, уже обращаясь к Николаю и Ивану, спросил:
— Вы можете сейчас совершить показательный прыжок с задержкой двадцать секунд?
— Ручное открытие или стабилизация? — уточнил Николай.
— Безусловно ручное, а приземление — сюда, где я стою.
Николай посмотрел на Ивана.
— Можем, давайте команду! — ответил Иван.
Командир махнул рукой. Взревел вертолетный двигатель. Иван с Николаем побежали на склад ПДИ и оттуда, на ходу застегивая подвесную систему, юркнули в грузовой отсек вертолета. За ревом двигателей не было слышно, что говорили, о чем спорили солдаты, а вертолет, накренившись, умчался в сторону Феодосии, набирая высоту. А командир продолжал:
— Капитан Силин, вынесите сюда два мата и постройте отделение сержанта Батыря, с оружием.
— Есть! — ответил капитан. Нескольких минут хватило отделению, чтобы бросить маты и выстроиться возле них со штатным оружием.
— Слушай мою команду! — командовал полковник. — Для рукопашного боя в две шеренги
