– А пускай, сволочь, болтает, что хочет. Одной болтовней ему из нашей Камчатки колонии не сделать.
Андрей Петрович с надеждою воззрился на Исполатова:
– Как вы относитесь ко всему услышанному?
Траппер размял в пепельнице погасшую папиросу с таким старанием, будто хотел уничтожить заклятого врага.
– Россия – это такая страна, которой можно нанести поражение, но которую никогда и никому не удавалось победить. Я допускаю, что наша армия могла оставить Мукден, допускаю, что Владивосток можно бомбардировать, как это сделали недавно с Благовещенском китайцы. Но курляндский баронишко что-то уж больно много насыпал пеплу на наши головы... Вспомните! Даже насквозь прогнивший Китай и тот, когда на него напали сразу несколько стран, обладавших новейшим оружием, даже Китай не испытал столько бед и насилий, какие, по словам барона, выпали сейчас на русскую долю. Уж если ты, собака, взялся за вранье, – заключил Исполатов, – так ты уж ври хотя бы так, чтобы тебе поверили!
Это были убедительные слова, и тут уряднику Сотенному пришла в голову хорошая мысль:
– Любое вранье легко проверить. Попросим у барона газетку. Хоша бы американскую. Не может так быть, чтобы на всем «Редондо» не нашлось захваченной в дорогу газетки...
Соломин поспешил за Бриггеном, нагнал его на улице и попросил дать почитать последние газеты.
– Ах вот оно что! – строго произнес барон. – Вы не доверяете мне. Но учтите, что я дворянин и моим словам...
– Я тоже дворянин, хотя и мелкотравчатый, – торопливо сказал Соломин. – Как дворянин дворянина, я настоятельно прошу вас, барон, воздержаться от распространения вредных слухов.
– Сударь мой! Я не слухи распускаю, а сведения о фактах, и не вредные, а самые достоверные...
– Вы доставили на Камчатку товары?
– Нет.
...Тогда непонятно, зачем вообще прибыл сюда «Редондо»?
Бригген повидал Неякина и Нафанаила, которые сообщили ему: мол, Соломин явно не в себе, что и сам всенародно признал под пасху при вынесении городских святынь. От благочинного барон проследовал в больницу, где доктор Трушин выразился о Соломине таким образом:
– Это такая инфекция, что слов нету! Я уже сказал ему, чтобы он мне на глаза не попадался, потому что я за себя не ручаюсь. Да вы спросите Неякина – он не даст соврать.
Неякин, прилипая к барону как банный лист, охотно доложил о позорных «неистовствах» начальника Камчатки:
– Стыдно сказать, пресветлый барон, но господин Соломин кажинный раз, как меня встречает, сразу плюет мне в глаз. Причем обязательно в левый... видите, как распух?
Предоставим слово Соломину: «Наутро из разных источников я стал получать заявления о том, что Бригген объявил уже Камчатку под американцем, причем одновременно с этим объявлением он не преминул накинуть два рубля на кулек муки, чего он не мог сделать без моего ведома и согласия».
Урядник в сердцах даже наорал на Соломина:
– Да что вы смотрите-то? Будь я на вашем месте, у меня бы жук этот до конца войны из-за решетки выглядывал. Вон как он злодейски народ мутит.
Это правда, что в городе уже создалась унылая, давящая обстановка. Жители сходились в кучки, слышалось:
– Быть не может, чтобы Россию с хвоста делить стали!
– А ты Аляску забыл, браток?
– Охти, тошно... А вдруг Бригген-то прав?
Звучали, правда, и другие речи:
– Плевать мы на всякие конференции хотели! Даже если весь Дальний Восток по кускам растащат, и то Камчатка постоит за себя, и ни под японца, ни под американца мы не пойдем – хоть ты режь нас тута!
В городе все дружно ругали Бриггена:
– Ишь орел какой! Прилетел невесть отколе, в одну минуту изо всех вас американцев понаделал, да еще говорит – с вас два рубля за мешок... Видали мы эдаких, да фукать на них хотели!
Исполатов поддержал урядника Сотенного:
– Советую вам немедленно арестовать фон дер Бриггена с его бесстыжими тевтонскими глазами.
Андрей Петрович отвечал, что у него нет юридической основы, чтобы, опираясь на нее, произвести арестование.
– Вы арестуйте его, – настаивал Исполатов, – а уж после войны пусть седовласые сенаторы кассационного департамента ковыряются в законах, выясняя, была у вас основа или таковой не было.
Соломин пригласил фон дер Бриггена в правление, где в присутствии многих свидетелей заявил ему:
– Я вынужден составить протокол о распространении вами слухов, вредящих настроению умов на Камчатке.
– Протокол... с какой целью? – фыркнул барон.
– С целью привлечения вас к ответственности...
Сказав так, Соломин повернул на столе судейское зерцало, обратив его к барону той гранью, на которой начертано: «Всуе законы писать, когда их не хранить или ими играть, яко в карты, прибирая масть к масти, чего нигде в свете так нет, как у нас было...» (слова старинные, еще петровские!). После чего все рассказы Бриггена о руинах Владивостока, о гибели флота российского, о конференции держав относительно раздела русских владений на Дальнем Востоке – все это (включая и наценку в два рубля на мешок муки) было тщательно запротоколировано. Закончив писать, Андрей Петрович спросил: – Вы по-прежнему утверждаете, что Камчатка должна отойти под владычество Соединенных Штатов Америки?
– Да, вместе с Чукоткой, а Сахалин – Японии.
– Ладно. Подпишитесь вот тут, барон...
До самого последнего момента Соломину казалось, что Бригген побоится оставить свое факсимиле под таким документом. Но барон, не смутившись, подсел к столу и с видом, будто свершает благое дело, расписался внизу протокола. Соломин намекнул:
– А если я посажу вас в карцер?
– Вам диагноз уже поставлен, – нагло отвечал барон. – Я вообще не понимаю, чего вы тут раскомандовались? Можете сажать. Но выручать меня станет уже не Петербург, а Вашингтон!
Когда он удалился, Сотенный сказал:
– Вот погань какая... надо же так, а?
Соломин, проявив слабость воли, не нашел в себе мужества арестовать провокатора. Но если бы он послушался советов Исполатова и урядника и барон оказался бы под замком, – возможно, что камчатские события не обрели бы позже того трагического крена, который угрожал перевернуть Камчатку кверху килем.
Девятого мая Исполатов в своем полуфраке, мягко ступая торбасами, поднялся на второй этаж – в трактир Плакучего. Небрежно бросив на прилавок четвертную, попросил открыть шампанское. За столиком скромно (без выпивки) ужинали барон фон дер Бригген со своим прилипалой Неякиным... Исполатов послушал, о чем они беседуют, и во всеуслышание заявил барону:
– Сейчас же прекратите дурацкие разговоры о гибели России, иначе я в два счета выброшу вас отсюда.
– Кто это такой? – спросил Бригген у Неякина.
– Тип! – отвечал тот неопределенно.
Вид светского фрака при засаленных торбасах вызвал у потомка крестоносцев чувство, близкое к гадливости, и указательным перстом, сверкнувшим перстнем, Бригген указал трапперу на дверь:
– Попрошу вас удалиться и впредь не мешать мне... Кто здесь, на Камчатке, хозяин – вы или я?
– Конечно, я! – отвечал Исполатов.
Два громадных синяка возле глаз никак не украшали сейчас искателя удачи. Но жестом, не менее
