том же (а может, на другом — Анна уже привыкла к стандартизации) пластмассовом подносе. После обеда Анна в сопровождении Веры вышла в сад.
— Вы здесь работаете? — спросила она Веру.
— Да.
— И каковы ваши обязанности? Это соответствует горничной?
— Нет. — В этом кратком ответе послышался холодок.
— Простите, мне трудно освоиться, ведь я живу прошлым. Я хотела спросить — у вас есть должность?
— Я — научный сотрудник.
— В какой области науки?
— Мне это трудно объяснить. У вас еще мало информации, госпожа Каренина.
— Сейчас не приняты подобные обращения. Почему вы называете меня госпожой Карениной?
— Как вам будет угодно, Анна Аркадьевна. Или просто — Анна?
— Пожалуйста.
Тут Вера впервые посмотрела на Анну с некоторой теплотой:
— Трудно?
— Я подумала, — сказала Анна, — что ваша техника — не так важно. Главное — люди. Понять их, войти к ним в доверие, — вот что значит приобщиться к современности.
— Вы не совсем правы, — сказала Вера и взяла Анну под руку. — Наша техника стала неотъемлемой частью человека — физической и духовной. Ведь отнять у современного человека технику — все равно что отнять у него зрение или слух или еще какое-нибудь чувство. Техника стала биологическим придатком человека.
В душе Анна не согласилась с таким утверждением.
Они шли по неровной дорожке, поросшей по краям высокой травой. Сад, как ни странно, был запущен. Они прошли мимо покосившейся скамейки, и Анне захотелось посидеть под кронами старых вязов.
— Можно мне посидеть одной?
— Пожалуйста, — ответила Вера с явным облегчением, и Анна отметила, что Веру тяготит ее общество. Анна присела на скамью, а Вера широким мужским шагом пошла к дому. Некоторое время Анна сидела ни о чем не думая, погрузившись в полузабытье и только слушая пенье птиц и тихое шуршанье листвы. Из этого дремотного состояния ее вывели звуки легких шагов. Из-за поворота дорожки показалась тоненькая девушка в коротком, выше колен, платье. Девушка была миловидна, она вертела в пальцах бесхитростный цветок одуванчика и чему-то улыбалась про себя.
Анне захотелось окликнуть ее, заговорить с ней, — по-видимому это не возбранялось современным этикетом, но девушка, поравнявшись с Анной и взглянув на нее, вдруг испугалась, как будто узнала ее. Это поравило Анну. Девушка быстро отвела взгляд и прошла мимо. Анна вспомнила такую же враждебность в глазах Веры и еще нескольких людей, которых она встречала в этом доме. Кстати, что это за клиника? Может быть, она помешалась и это дом умалишенных? Но ее теперешнее положение и воспоминания о прошлом были логичны и понятны. Кроме… Кроме самого перехода от прошлого к современности.
Ей стало тоскливо. Она вспомнила Сережу, он, вероятно, вырос, состарился и давно умер. У него были дети и внуки; может, они и теперь живут? Она представила себе Вронского, его широкие ладони, черные ласковые глаза, темную полоску усов, удивительно красивого рисунка губы. Захотелось прижаться к этим губам, провести рукой по его темным волнистым волосам. Она прошептала: 'Алексей…' и поняла, что, хотя все это время не думала о нем, он постоянно был с ней. И когда она ехала с бешеной скоростью в автомобиле, и когда несла поднос среди столиков в кафе, и когда вчера почувствовала странную радость новизны положения, и когда сегодня утром проснулась с головной болью, — все это время он был с ней. 'Зачем я это сделала? — подумала она. — Ведь он был со мной'. Да, у него был свой мир, свои друзья, свои привычки, но он был с ней, он любил ее. Она вспомнила последние размолвки с ним, вспомнила его холодный, почти чужой взгляд, вспомнила, как он сказал ей: 'Что вам угодно?' — и все-таки никакого раздражения, никакой неприязни — только нежность, только любовь. Ей пришли на ум слова Веры о том, что техника стала биологическим придатком человека. Но разве может быть техника частью души? Для нее такой частью души стал Алексей Вронский. Только любовь! Его уже нет в живых. Что с ним стало? Женился ли на княжне Сорокиной? Может быть. Но в ней был только он.
Еще не зная, чего она хочет и что сделает, Анна решительно поднялась и пошла обратно к дому. Странпая архитектура его с идеально плоскими фасадами больше не занимала ее. Поднявшись по широким ступеням, она пересекла открытую террасу и вошла в знакомый ей коридор с блестящим полом. Здесь Анна приостановилась, не зная, куда войти: все двери вдоль стен коридора были совершенно одинаковы. Пройдя первые три двери, Анна подошла к четвертой и приоткрыла ее. Это была комната с белым и, как ей показалось, вязким полом, на котором отпечатались вдавленные следы бесчисленных ног. В комнате спиной к Анне стояла тоненькая девушка, которую Анна уже видела в саду. Перед девушкой сидела собака неопределенной породы, в которой очевидно преобладала кровь английских терьеров. Девушка говорила:
— А как будет по-английски 'весна'?
Анна, заинтересованная, остановилась в дверях. Девушка не почувствовала ее появления и продолжала говорить с собакой:
— Напиши!
Собака начала чертить по мягкому полу. Анна смотрела на это почти с ужасом. Собака написала: 'Spring'.
— Spring, — непроизвольно повторила Анна, и девушка обернулась; на ее лице снова промелькнуло чувство страха, а собака громко залаяла.
— Вы уже вернулись? — услышала она спокойный голос Веры.
— Да. Вы мне нужны.
— Пожалуйста.
Они пошли по коридору.
— Хотите в библиотеку? Или в свою комнату?
— Лучше в библиотеку.
В библиотеке Анна села в кресло. Вера уселась напротив.
— У вас какое-нибудь желание?
— Да. Я хочу узнать о судьбе близких мне людей.
— Их уже давно нет в живых.
— Я это знаю. Мне нужно знать, что с ними стало после моего ухода, после того, как со мной это случилось.
— Это трудно. Прошло сто лет.
— Глухов сказал: вы обладаете неисчерпаемыми статистическими данными.
— А вы быстро усвоили современный язык, — улыбнулась Вера.
— Как я могу узнать, что случилось с графом Алексеем Вронским?
— Вам придется подождать до приезда Глухова.
— А вы можете сказать мне о судьбе моего сына Сергея Алексеевича? Или о его детях, внуках? Или о моей дочери?
— Нет, не могу.
— А Глухов может?
— Не знаю.
— Значит, вы не обладаете его правами?
— У нас одинаковые права, только разные компетенции.
— Что вы знаете обо мне?
— Почти все.
— Каким образом?
— Это вам скажет Глухов.
— Вера, а вы не знаете, о чем я телеграфировала в последний раз Вронскому?
— Знаю.
