грань между нами и этими мерзавцами. Мы делаем, что можем, стремясь засадить их за решетку. Такова наша цель. И только это держит нас на плаву. Только поэтому мы каждый день заставляем себя идти в участок и выполнять свою работу. Вы просто не понимаете, насколько это сложно. Вы потеряли сестру, это стало для вас жестоким ударом, и мне действительно очень вас жаль. Но мы теряем по человеку в неделю, и многих при этом так и не находят. Они исчезают навсегда, словно сама земля разверзлась и поглотила их. Такова реальность, и нам приходится с этим жить. Тем не менее мы не избиваем всех подряд.
Макс молча смотрел на комиссара. Своей откровенностью она лишила его боевого запала и еще больше сбила с толку. В воздухе повисла гнетущая тишина. Унгемаху было неуютно под ее взглядом, он чувствовал себя виноватым.
— Мне очень жаль, — наконец проговорил боксер.
Подавшись вперед, Франциска опустила ладони на столешницу и склонилась к лицу Макса. Его глаза, поза, мимика — все говорило о том, что он действительно сожалеет о содеянном. И злость Готтлоб мгновенно улетучилась.
— Я понимаю, почему вы так поступили… Но вы не должны были этого делать.
Макс кивнул.
— И что теперь?
Он был настолько подавлен, что Франциска едва сдержала порыв опустить свою ладонь на его руку.
— Не знаю… — Готтлоб вздохнула. — А чего вы ждете?
Макс тоже подался вперед, и вдруг их лица оказались так близко, что она почувствовала его дыхание на своей коже.
— Чтобы вы нашли его! Если это не Кюль, то кто-то другой, и этот человек до сих пор разгуливает на свободе, — прошептал Макс, словно открывая ей страшную тайну. И вдруг его пальцы коснулись ее руки. — Пожалуйста, помогите мне. Я должен узнать, что тогда произошло. С момента нашего разговора я никак не могу прекратить думать об этом. Полагаю, вы правы. Тот, кто похитил Сину, видел нас у реки. Возможно, он был одним из тамошних рыбаков. Тогда их там было много.
Франциска оцепенела — и дело было вовсе не в его неожиданном прикосновении. Вот она, взаимосвязь, та самая зацепка, которую она тщетно пыталась извлечь из глубин своего сознания. Раньше она никак не могла уловить эту мысль, а за время разговора с Вилкенсом и суматохи, поднявшейся из-за Кюля, Готтлоб просто забыла об этом.
— Поехали! — Франциска встала. — Нам нужно кое-что осмотреть.
Глава 37
Целый час его истязал этот взгляд!
Целый час упреков, придирок, приказов!
Мать педантично осматривала магазинчик, а отец все это время апатично просидел в инвалидном кресле, уставившись в никуда невидящим взором и не обращая внимания на происходящее.
Мать солгала — это было ясно как день. Не отец, нет, мать сама заинтересовалась тем, что происходит в лавке. Она не доверяла сыну.
Теперь он сожалел о том, что завел разговор о новом работнике.
— Я пришлю к тебе кого-нибудь, — сказала мать, выходя из магазина. — Так дальше продолжаться не может! Повсюду пыль, витрины в беспорядке, пол уже давно не мыли. Лавка в ужасном состоянии! За те сорок лет, что мы проработали здесь, мы никогда себе такого не позволяли. Тебе нужен не второй продавец, а уборщица! И я даже знаю, к кому мне обратиться.
Он пытался протестовать, но мать оставалась непреклонна. Как всегда.
А как она посмотрела на него на прощанье! Этот пронзительный взгляд, презрительный, угрожающий… Он готов был… готов был… Руки сами собой сжались в кулаки, сомкнулись, словно он схватил что-то и душил, душил, душил!
Он беспокойно бегал по магазину. Волнение нарастало. Нужно было выбраться отсюда, чтобы успокоиться. Разложить пасьянс. Нужно превратиться из жертвы в охотника, только тогда в голове у него прояснится, и он сможет разработать дальнейший план действий.
И он сделал то, чего раньше никогда себе не позволял: закрыл магазинчик в неурочное время. Потушив свет, он поднялся в квартиру, достал из холодильника противоядие и немного еды, вышел через заднюю дверь и забрался в машину. Он так спешил, что даже не сменил автомобиль. Грузовик стоял перед гаражом, мешая выехать на легковушке. Он еще никогда не отправлялся в свое убежище на грузовике, но сейчас ему было все равно.
Глава 38
— На что вы рассчитываете? — поинтересовался Макс, когда Франциска попросила его показать ей тот самый ручей и берег.
Унгемах сидел в полицейской машине Франциски на парковке перед домом Кюля. Скорая только что увезла пострадавшего.
— Я хочу посмотреть на все своими глазами, — Готтлоб уклонилась от ответа.
Ей не хотелось делиться с Максом своими подозрениями насчет Рольфа Вилкенса. Особенно после того, что он натворил. Но ей нужно было увидеть, где именно пропала Сина, увидеть речушку, в которой купалась девочка. Увидеть все. Теперь Франциска была уже уверена в том, что между исчезновениями Сары и Сины есть взаимосвязь. Вполне вероятно, что рыбак, оказавшийся там случайно, видел Макса и его сестру. Рыбак с наклонностями педофила. И дети, сами того не зная, привлекли его внимание.
— Если вам не хочется туда ехать, я пойму. Вам не обязательно сопровождать меня, но это было бы… было бы неплохо. Вы сумеете сориентироваться на местности лучше меня, — выпалила Готтлоб, глядя на проезжавшую мимо карету скорой помощи.
Щеки Франциски раскраснелись. Стыд да и только. Она чувствовала Макса рядом с собой, чувствовала его взгляд, вспоминала его прикосновение к своей руке…
«Франциска, ты сейчас при исполнении! Что с тобой такое?!» — мысленно одернула она себя.
— Все в порядке. Я поеду с вами, — хрипло ответил Унгемах.
Готтлоб завела мотор, и машина выехала с парковки. Франциска была рада, что может чем-то занять руки. Проехав центр города, они двинулись на север.
Через двадцать минут ей позвонил Пауль. Адамек сообщил, что у Кюля сломаны два ребра и нос, вывихнут палец, надорвано ухо и выбит зуб, на теле обнаружены многочисленные кровоподтеки. Врачи опасаются разрыва селезенки, но для подтверждения диагноза нужно дождаться результата анализов. Пауль перечислял повреждения, словно зачитывал список товаров, указанных в выбитом чеке, и в голосе его не слышалось ни малейшего сочувствия.
Закончив разговор с напарником, Франциска покосилась на Макса.
— Хотите узнать, как обстоят дела у Кюля?
— Он жив, верно? — Макс едва повернул к ней голову.
— Да.
— Этого мне вполне достаточно.
— Когда вы предстанете перед судом, вам лучше проявить больше сожаления, — напомнила Готтлоб.
— Что ж, значит, придется записаться на курсы актерского мастерства.
Франциска украдкой улыбнулась. Интересно, неужели мир этого боксера действительно настолько прост? Око за око, зуб за зуб? Право сильного повелевать слабыми? Готтлоб была совершенно не уверена в этом, ведь Макс показал ей и другую сторону своей натуры. Хрупкую, ранимую, чуткую. Или эта сторона —
