лишь отражение былого, осколок прошлого, которому не место в настоящем?
«Надеюсь, я в тебе не ошибаюсь», — подумала она.
Они добрались до деревушки Хестерфельд через сорок минут. Вокруг тянулись дома, окруженные садами, к границе селения примыкал лес. Проселочная дорога по сравнению с городскими автобанами смотрелась как лесная тропинка. Тут даже не было разделительной полосы, асфальт покрылся трещинами.
В центре селения находилась небольшая пивная. Над входом виднелась вывеска с рекламой пива, но, судя по всему, тут давно уже никому не наливали. Еще тут были тир, спортплощадка, кладбище и автомастерская, вот и все. Ни магазинов, ни парикмахерской, ни медпункта, ни даже церкви. Франциска выразила свое удивление по этому поводу, но Макс лишь пожал плечами.
— Церковь находится в соседней деревне, Пеннигсале. Во времена моего детства там же были и магазин, и начальная школа, и кабинет терапевта, но на самом деле эта дыра не больше Хестерфельда.
Франциска заметила, что он опустил правую ладонь на ручку дверцы и крепко сжал пальцы, так что даже бицепсы напряглись. Макс неотрывно смотрел в боковое окно.
— Тут ничего не изменилось… — прошептал он.
— Все в порядке? — Готтлоб понимала, что поездка в деревушку, где прошло его детство, стала для Макса настоящим потрясением.
Унгемах кивнул, не отрываясь от окна.
— Нам далеко ехать? — поинтересовалась она, когда они добрались до края селения.
— Лучше всего припарковаться за тиром. — Макс махнул рукой, указывая направление.
Остановившись, они вышли из машины. Тут было очень тихо и намного холоднее, чем в городе. Унгемах повернулся к узкой дороге, посыпанной гравием. Дорога змеилась по бесконечным пшеничным полям, теряясь в дымке тумана на горизонте. Где-то вдалеке мерно вращались лопасти ветряков.
— Туда, — набросив куртку, Макс пошел вперед.
Закрыв машину, Франциска последовала за спутником. Унгемах шел широким шагом, так что она едва поспевала за ним. Сейчас он вел себя так, словно готовился вступить в бой — тело само приняло защитную стойку, будто Максу нужно было оградить себя от того, что ему предстояло увидеть. Франциска полагала, что понимает причину такого поведения: слева виднелись какие-то дома, и, вероятно, один из них принадлежал родителям Унгемаха.
Они дошли до узкого мостика и свернули на тропинку. Теперь Макс немного расслабился, по крайней мере, уже смотрел не под ноги, а вперед. Еще минут десять они шли вдоль ручья и наконец очутились на том самом месте, которое так красочно описывал Унгемах.
Остановившись на пляже, Макс повернулся. Он казался беспомощным и покинутым, словно маленький ребенок, потерявшийся в огромном мире.
— Десять лет! — воскликнул он. — Прошло десять чертовых лет, а тут ничего не изменилось. Ничего! — в его голосе слышалась дрожь.
Развернувшись, он вдруг бросился к уступу, оставляя глубокие следы на песке, впитавшем влагу дождя. Упав на четвереньки, Макс начал карабкаться наверх, непрерывно соскальзывая.
— Макс… Подождите! — Франциска едва сумела догнать его.
Хотя уступ возвышался над пляжем всего на четыре метра, оттуда открывался потрясающий вид на окрестности. Сзади раскинулся темный лес, впереди виднелись ручей, поля, крыши домов.
— Вон там, внизу… — в голосе Макса угадывались слезы. — Она лежала на песке. Она просто радовалась жизни. Радовалась своей проклятой жизни, жизни без зрения… Тогда все казалось ей таким прекрасным… И мне наша жизнь казалась прекрасной… Но ее лишили этой радости… Какой-то ублюдок лишил ее этой радости, и если я когда-нибудь доберусь до него…
Борьба за контроль над собой не продлилась и пары секунд, и Франциска увидела, как под напором воспоминаний меняется образ сильного и самоуверенного Макса Унгемаха. Его тело сотрясали рыдания.
Чувствуя подступивший к горлу ком, Франциска застыла на месте. Она и сама была готова расплакаться. За время службы в полиции Готтлоб не раз приходилось сталкиваться с ситуациями, в которых жертвы преступлений или их родственники плакали, но сама она при этом всегда сохраняла профессиональную дистанцию, не позволяя себе расклеиваться. Однако сейчас Франциска оказалась неспособна на это. Да и не хотела она отстраняться. Сделав шаг вперед, она заключила Макса в объятия и прижала его к себе. Он не сопротивлялся. Гладя его по спине, девушка чувствовала, как его слезы капают ей на шею, но в этом ощущении не было ничего неприятного. Франциска даже не чувствовала стыда, напротив, она в какой-то мере наслаждалась этим мгновением. Еще никогда мужчина не плакал на ее плече, еще никогда ей не удавалось сблизиться с кем-то настолько, чтобы это стало возможным, и теперь Готтлоб было все равно, что случится дальше. Этот момент близости навсегда останется в ее памяти.
Глава 39
Сара отдернула руку. Что-то проползло по тыльной стороне ее ладони, что-то страшное, с длинными волосатыми лапками, чуть царапавшими кожу. И это произошло на самом деле, это была явь, а не продолжение ночных кошмаров. Что-то проползло по ее руке, и ощущение при этом было омерзительным. Кроме того, девочке показалось, что это существо привыкло жить здесь и воспринимает ее как нарушителя, забравшегося на его территорию.
Саре было страшно. Человек, которому нельзя было доверять, вернулся, вытащил ее из кровати и отнес в лес. Тот самый ужасный Лес Тысячи Лапок. А ведь она не сделала ничего плохого! Или этот человек догадался, что она пыталась достучаться до других пленников? Может, это наказание за совершенный ею проступок? Сегодня ее похититель вел себя иначе, чем обычно, не говоря ей ни слова, даже когда она попросила его принести ей еды и питья. В последний раз Сара ела так давно, что в животе все время урчало.
Зря она разбила ту чашку! Может, он налил бы ей молока…
И вдруг девочка что-то услышала. Какой-то звук. Уже знакомые ей шорохи тысяч лапок, но не только. Шуршание. Что-то ползло по земле, и при этом чувствовались легкие прикосновения к палой листве, быстрые и в то же время плавные движения, склизкий, влажный звук. Будто вода течет по трубам.
Сара почувствовала себя загнанной в ловушку. Вскочив, она выпрямилась, но ступни-то остались на земле, и это существо могло дотянуться до нее!
Бежать, нужно бежать!
Зрячий человек впал бы в панику и бросился наутек. Сара же осторожно переставляла ноги, вытянув вперед руки в поисках преград на пути. Кончики ее пальцев касались веток, листьев, каких-то странных нитей, шероховатой коры деревьев. Добравшись до ближайшего дерева, девочка остановилась. Ей казалось, что она слышит какое-то шипение, словно чудовища испугались, что их жертва сможет сбежать.
Сара плакала. Сейчас ей хотелось вернуться в комнату, в которой поселил ее похититель, хотя бы туда, только бы оказаться подальше от этого чужого леса, где все пребывало в движении, тянулось к ней, касалось ее, хотело сожрать.
Что-то коснулось ее ноги!
Взвизгнув, девочка замерла на месте и затаила дыхание. «Не двигайся. Не двигайся, тогда оно не причинит тебе вреда, оно не заметит, что ты здесь!»
Теперь Сара понимала, что это за шуршание. Мимо проползла змея! В интернате она однажды держала в руках змею и не забыла то чувство от прикосновения к прохладной коже. Один из воспитателей как-то принес в интернат рептилию специально для того, чтобы развлечь слепых детей.
Но опасна ли эта змея?
Сара знала, что змеи бывают ядовитыми.
Больно! Острая боль пронзила щиколотку, холодная змея сжала ее ногу! Завопив, девочка
