Леоновской улице. 500 рублей в месяц обещал! Тарану это казалось вполне приличными деньгами, тем более что тогда еще 17 августа не наступило. Но Седой, гад, его собирался совсем для другого дела употребить — для избиения въедливого журналиста. А как Седой был готов пытать Юрку, когда тот попался ему в руки на ферме у Душина? Только наезд братвы Калмыка спас Тарана от прижигания сигаретами и прочих мероприятий… Когда до Юрки дошли известия о том, что Седого «калмыки» сожгли до костей и его скелет опознали лишь по часам «Роллекс», то у Юрки и тени жалости к нему не возникло. Хотя и радоваться такой смерти врага Таран тоже не стал.
Впрочем, сразу же поверить в то, что изуродованный огнем гражданин — это чудом спасшийся Седой, Юрка не мог, хотя голос этого обгорелого в общем и целом казался похожим на голос господина Седых.
— А мне говорили, будто вы совсем сгорели, — сказал Таран. — До скелета. На костях якобы «Роллекс» нашли расплавленный и перстень.
— Как видишь, преувеличили малость. Меня к стулу наручниками приковали и бензином облили. Но повезло мне, что они торопились. Если б к батарее приковали — скелет мой был бы. Но они думали, что мне и того достаточно. У меня же голень была на правой ноге перебита, а на левой две пули в мякоть попали — в бедро и в икру. К тому же никто из этих паскуд меня перевязывать не собирался, наоборот, еще измолотили всего…
Юрка слушал Седого внимательно, думал и гадал: зачем это Иван Андреич, будучи здесь, в гараже, полным хозяином положения, рассказывает ему, пленнику, о своих злоключениях полугодичной давности? К тому же, прекрасно помня, что расставались они с Тараном отнюдь не как друзья-приятели. Да, прижечь Юрку сигаретой Седой не успел, но посадил в подпол со связанными руками, задвинув люк кухонным шкафом. Туда, где лежали два мертвеца и умирающий Душин. И если б не подствольная граната, которая разнесла этот шкаф, хрен бы Юрка оттуда выбрался…
— Сейчас самому не верится, что жив остался! — произнес Седой, покачав головой. — Можно считать, я еще до того, как загорелся, уже был наполовину трупом. Кровищи вытекло — две поллитры, не меньше. Совсем сил не было! А тут, когда меня жечь стало, я стул сломать сумел! И уже горящий, на раненых ногах, до ванной добрался. Водопровод работал, пламя еще не занялось как следует. Сумел кое-как одежду сбросить и голову потушить. Глаза целы остались, и слава богу. Но пока возился, пламя в коридор вышло, от двери отрезало начисто. А окна, если помнишь, на первом этаже все с решетками, только в кухне решетка была выбита, но там уже так разгорелось, что не сунешься… Поковылял наверх, там еще не горело. Хотел сразу в окно прыгать, а потом сообразил, что голый совсем. По счастью, споткнулся о Килу…
— Это кто? — Таран во время схватки на ферме с таким не встречался.
— Мужик один наш. Ему башку продырявили… Так вот, я с него одежку снял, рубаху и майку разорвал, ноги себе перевязал. А джинсы на себя надел. Вот, мамой клянусь, не знаю, что меня надоумило, часы и перстень на Килу надеть. Перекреститься готов: вовсе не думал о том, что его после пожара за меня примут. Как робот действовал, честное слово!
Тарану лично это было до фени. Он не собирался проверять то, что рассказывал о своих злоключениях Седой. Но тем не менее ощутил какое-то невольное уважение. Все, что досталось ему, Юрке, по сравнению с этим казалось ерундой. А внешний облик Седого доказывал, что он если и врет, то не так уж много..
— В общем, в конце концов, — продолжил рассказ Седой, — я все же со второго этажа прыгнул. Скорее даже, просто вывалился — какие там прыжки с перебитой ногой! Как шею не свернул и позвоночник не поломал — не знаю. Упал вроде на мягкое, но кость-то разбитую ударил — и сразу в отключку от боли. Очнулся у дыры, которая под забором… А как туда дополз — не помню!
Таран сам через эту дыру выползал — место знакомое. Но все-таки на хрена Седому все это Юрке рассказывать? Наверняка ведь большая часть блатного мира в губернии полагает, что обугленные косточки господина Седых мирно покоятся на каком-нибудь кладбище. Конечно, ни Дяди Вовы, ни Жоры Калмыка на белом свете больше нет, но ведь есть и другие. Возможно, кто-то даже постарается, чтоб Иван Андреич поскорее вернулся на тот свет… Или он так раскрывается, потому что Таран отсюда все равно живым не выйдет? Тоже нелогично. Проще сразу шлепнуть, чем после этой рассказки…
Тем не менее Седой погнал дальше, немного переведя дух:
— Пополз в лес, еле-еле, конечно. Иногда за деревья хватался, иногда просто локтями упирался. Когда менты и пожарные приехали, всего метров на пятьдесят от фермы уполз. Слышал, как там базарят, но до меня они так и не добрались. Сперва часа два тушить пытались, но, похоже, ни хрена не вышло, все начисто выгорело, одни стены остались. А я за это время еще на сто метров уполз и опять сознание потерял. Даже думал, что уже помер. Но как оказалось — не совсем. Чую, что кто-то тормошит. Глаза открыл — дед с бабкой. Травы какие-то собирают и грибы. Но не обычные, а типа поганок. «Идти можешь?» — спрашивают. Я только головой помотал — язык не ворочался. И представляешь себе, эти «божьи одуванчики» меня, без малого сто кило, вдвоем за несколько километров оттащили! Носилки из двух жердей и дедова дождевика соорудили — и доперли! Во что значит ветераны Великой Отечественной!
— Бабка что, тоже ветеранша? — решил уточнить Таран.
— А как же! Санинструкторша бывшая. Уверяла, будто в молодости таких, как я, по весу, запросто на горбу с передовой вытаскивала… В общем, они меня донесли до деревеньки. Там все уже вымерли, одни они остались…
— Между прочим, — заметил Таран, — я в этой деревеньке тоже заночевал. Но никого не заметил. Думал, совсем пустая. Ночью ни одного огонька не светилось. И тишина была мертвая.
— Я знаю, что ты там был. Точнее, мне дед Василий рассказал. Дескать, приметил, что в крайнем от леса доме кто-то днем спать залег, а ночью ушел. А ихний дом с другого края, ближе к полю, находился. И от того места, где ты прятался, его просто не видно. Опять же, ты туда гораздо раньше пришел и, когда они меня принесли, дрых без задних ног. Дед утверждал даже, что храп на улице слышно было.
Насчет храпа Юрка, конечно, не помнил, но насчет того, что заснул именно в крайнем от леса доме, не сомневался.
— Вообще-то, я не сразу догадался, что это был ты, — признался Седой. — Потому что мне почти месяц пришлось лежать в лежку, и я просто-напросто полуживой был. У меня вообще голова не соображала. Это я уже потом, когда оживать стал, додумался.
— Так они вас в больницу отвезли? — спросил Таран.
— Ну да! На месте лечили, своими средствами. Травами какими-то, мазями самодельными. Что совсем обуглилось и отмерло — отрезали, где могли — сами зашили. Они ж лекаря-любители. Бабка, кроме медицинских курсов во время войны, конечно, ничего не проходила, а дед и вовсе до войны только семь классов закончил. Но где-то они всего поднабрались, и, как видишь, живу пока.
— И что, совсем не интересовались насчет того, откуда вы и кто вы? — недоверчиво спросил Юрка.
Тут Седой неожиданно хмыкнул:
— Понимаешь, им-то, бабке и деду, уже за восемьдесят. В общем, они все соображают, но у них то ли от старости, то ли от настоек этих на травах чего-то в голове поехало. Не знаю с чего, но им взбрело, будто я — красный партизан, который против буржуев-кулаков за советскую власть сражается…
— Ни хрена себе! — искренне удивился Юрка.
— А что? Они же считали, что это я ферму Душина спалил. Ясное дело: если кулака поджег, то, значит, большевик!
— Интересно… — покачал головой Таран, поймав себя на мысли, что начинает забывать о том, в каком качестве здесь находится, и даже о том, что Седой ему отнюдь не друг, товарищ и брат, а самый натуральный враг, который его два раза подставил, а один раз едва не убил.
— Куда там! — усмехнулся Седой. — У них же ни телевизора, ни радио, ни даже света электрического нет. В село, на центральную усадьбу, уже почти год не ходили. У них свой запас муки стоит — мешков пять, да столько же сахару-песку. Соли тоже мешок или два. Картошка, зелень всякая в огороде, летом грибы берут, ягоды, яблоки какие-то. Кур еще держат. Да в гробу они всю рыночную экономику видали! Натуральное хозяйство ведут. И никаких денег не надо…
— Но ведь им, наверно, пенсию платят?
— Да платят, конечно, только не каждый месяц. Почтальонка приезжала как-то раз, но дед с бабкой
