— Полковник — в Дауэр-Хаусе, — принялся объяснять Неттлбед, — он навещает миссис Боскавен каждое утро, чтобы убедиться, что сиделка исправно заботится о больной. Эдвард повез Мэри Милливей в Пензанс сделать кое-какие покупки по хозяйству и запастись продовольствием. А Лавди повела мистера Каллендера на поиски какого-нибудь живописного места для его зарисовок.
— Кто такой мистер Каллендер?
— Мистер Гас Каллендер, сэр. Друг Эдварда из Кембриджа. Вероятно, он художник-любитель.
— Он тоже гостит у вас? Какую уйму народа вам приходится обслуживать! Неудивительно, что Эдвард отправился за провизией.
— Ничего особенного, сэр, — скромно заверил Неттлбед. — Мы с миссис Неттлбед привыкли к тому, что дом полон гостей.
— Значит, сейчас я позавтракаю, а потом… чем бы вы мне предложили заняться до того, как появится Афина?
Неттлбед чуть заметно усмехнулся, по достоинству оценив тактичность молодого человека.
— Утренние газеты в гостиной, сэр. Впрочем, в такое чудное утро вы, возможно, захотите почитать их на свежем воздухе, на солнце. В саду, сразу за дверьми, вы увидите кресла. Или вы предпочли бы немного прогуляться?..
— Нет, прогулка, я думаю, подождет. Я растянусь на солнышке и полистаю газету.
— Отличная мысль, сэр.
Руперт прихватил из гостиной «Таймс», вышел с газетой в сад, но так ее и не развернул. Опустившись в плетеный шезлонг, он сощурился, наслаждаясь прекрасной панорамой. Пригревало солнце, где-то пела птаха, далеко внизу садовник подстригал теннисный корт, прочерчивая на поле ровные, как линейка, полосы. Интересно, предложат ли ему сыграть? Впрочем, он тут же бросил думать о теннисе, мысли его обратились к тягостным раздумьям над проблемой по имени «Афина».
Оглядываясь назад, трудно было сообразить, когда, каким образом он вдруг очутился в этой ситуации и потерял контроль над событиями, причем в самый неподходящий момент. Двадцатисемилетний кавалерийский офицер, капитан гвардейских драгун, Руперт был из тех мужчин, которые превыше всего ценят свой бесшабашный холостяцкий образ жизни. Новая война на пороге, и его вот-вот закинут в самую гущу военных действий, в какое-нибудь Богом забытое место, где дождем будут сыпаться снаряды и пули и его легко могут ранить или даже убить. В этих обстоятельствах женитьба казалась немыслимой.
Афина Кэри-Льюис.
С парочкой полковых друзей он прикатил в Лондон на вечеринку. Холодный зимний вечер, мягко освещенная гостиная на втором этаже дома в Белгрейвии[65]. Почти сразу же он заметил в другом конце комнаты необыкновенно красивую девушку. Она была поглощена беседой с каким-то толстяком, который сильно смахивал лицом на осла, и, когда тот отпустил какую-то нелепую остроту, засмеялась, глядя Руперту прямо в глаза, Улыбка была само очарование, а нос — ну совершенно неправильной формы, глаза же синие-пресиние, словно очень темные гиацинты. Руперт просто дождаться не мог, когда же наконец до нее доберется. Прошло немало томительных минут, прежде чем хозяйка представила их друг другу.
— Дорогой Руперт, познакомься с Афиной Кэри-Льюис. Должно быть, вы уже встречались? Нет? Афина, познакомься — Руперт Райкрофт. Ну разве он не восхитителен! Такой крепкий, такой загорелый! А стакан его пуст! Дай мне его сюда, я тебе налью…
После вечеринки он бросил своих товарищей, усадил Афину к себе в машину, и они отправились в «Мирабель», потом в «Багатель», и только из-за того, что ему нужно было возвращаться в Нортамптоншир и быть на плацу в семь-тридцать утра, он наконец, отвез ее домой и высадил у дверей дома на Кэдоган- Мьюз.
— Это твой дом?
— Нет, мамин.
— Она здесь?
— Нет, здесь никого. Но тебе входить запрещается.
— Почему?
— Потому что я не хочу, чтобы ты входил. И потому что тебе надо назад в Нортамптоншир.
— Мы увидимся снова?
— Не знаю.
— Могу я позвонить тебе?
— Если хочешь. Мы единственные Кэри-Лыоисы в телефонной книге. — Она скользнула губами по его щеке. — Пока.
Он не успел ее ни остановить, ни даже проводить — она мигом выскользнула из машины, перелетела мощеный тротуар, открыла парадную дверь, юркнула внутрь и решительно захлопнула за собой дверь. С минуту он сидел, уставившись на дверь, и, все еще под хмельком, вопрошал себя: ну, разве можно было представить себе что-нибудь подобное? Потом глубоко вздохнул, завел мотор, с шумом покатил вдоль по улице, проехав под аркой в самом ее конце. Обратно в часть он вернулся впритык к утреннему смотру.
Он звонил и звонил — никто не брал трубку. Написал письмо, потом послал открытку — ответа не было. В конце концов, в одно субботнее утро, он появился у парадной двери знакомого домика и принялся барабанить в нее кулаком, а когда Афина, босоногая и в шелковом халате, открыла, сунул ей в руки букет цветов и взмолился:
— Едем в Глостершир!
— Почему в Глостершир? — удивилась она.
— Потому что я там живу.
— А почему ты не в Нортамптоншире со своей кавалерией?
— Потому что я здесь, и на службу мне только завтра вечером. Пожалуйста, едем!
— Ну, ладно, — сдалась Афина. — Но что я должна буду делать?
Он не сообразил:
— Ничего.
— Я не о том. Я имею в виду: во что одеться? Ну, ты понимаешь… Бальный костюм, или к чайному столу, или что-нибудь для прогулок по грязи.
— Бриджи для верховой езды, — отчеканил Руперт.
— Но я не езжу верхом. — Вообще?
— Терпеть не могу лошадей.
У Руперта упало сердце, ведь мать его ни о чем, кроме как о лошадях, не говорила да и не думала. Но он не собирался сдаваться.
— Что-нибудь для ужинов и что-нибудь в церковь, — нашелся он.
— Боже, в какой разгул ты намерен окунуться! А мать твоя знает о моем приезде?
— Я дал ей штормовое предупреждение. Сказал, что, возможно, приеду вместе с тобой.
— Я ей не понравлюсь. Как и любой другой матери. Я не умею вести светскую беседу.
— Зато отец тебя полюбит.
— Ничего хорошего из этого не выйдет, только лишние неприятности.
— Афина, прошу тебя. Впусти меня, а сама иди укладывать вещи. Времени слишком мало, чтобы еще стоять здесь и спорить.
— Я не спорю. Просто предупреждаю, что твоя затея, возможно, окончится ужасным провалом.
— Там видно будет.
Ничего хорошего из визита Афины в Глостершир действительно не вышло. Таддингтон-Холл, родовой особняк Райкрофтов, был каменной громадиной викторианских времен, окруженной садами и парками необъятных размеров и безупречно правильной планировки. Дальше раскинулись земли имения: луга и рощи, усадебная ферма, обрабатываемые земли, отвоеванные у леса, речка, где водилась форель, охотничье угодье, знаменитое рекордным числом ежегодно подстреливаемых фазанов. Отец Руперта, сэр Генри Райкрофт, был лордом-наместником графства; возглавлял местных консерваторов; имел чин полковника; носил почетное звание егеря — профессионала по охоте на лисиц с собаками; председательствовал в совете графства и служил мировым судьей. Леди Райкрофт была не менее деятельна — она являлась столпом женского комитета и была вся в заботах по организации мероприятий
