Двигатели заработали, и самолет начал медленно удаляться от здания аэропорта. Дэвид повернул голову и смотрел, как самолет выруливает на взлетно-посадочную полосу. Он очнулся лишь когда они поднялись высоко и пролетали над рекой Клайд, окутанные облаками. Как только ничего не стало видно внизу, он отвернулся и неуверенно посмотрел на трех пассажиров, сидящих рядом с ним.
Дэвид улыбнулся и вдруг понял, что он напряженно вцепился в руку маленького Дарена:
— О боже, извини, пожалуйста, — сказал он, отпуская его ладонь и глядя на мать мальчика. — Это моя привычная реакция, потому что я боюсь. Я всегда держусь за руку кого-то из моих детей во время взлета.
Женщина засмеялась.
— Сколько их у вас? — спросила она.
— Трое.
— Здорово, а мне хватает двоих. Вы, должно быть, любитель тяжелой работы. — Женщина засмеялась, и в ее смехе послышался хрип заядлого курильщика который закончился тем, что она два раза кашлянула, содрогаясь Дэвид подумал, как его соседка собирается прожить без сигарет в течение длительного полета, заметив возле ее ног пакет с пачками сигарет из «Дьюти-фри».
Дарен тем временем не сводил глаз с Дэвида.
— Наша мама взяла нас в Диснейленд, — сказал он с безжизненной монотонностью в голосе.
— Правда? — ответил Дэвид. — Что ж, ты — очень удачливый мальчик.
— А вам нравится Микки-Маус?
— Да, я думаю, он великолепен! Это твой любимый герой?
— Нет. Мне кажется, что он воняет.
— Дарен! — воскликнула мать, смутившись, и ужас выразился у нее на лице. — Нельзя быть таким развязным!
— Я не развязный, мамочка. Ты ведь тоже так думаешь — что он воняет.
— Дарен, малыш, достаточно!
Дэвид улыбнулся, после чего решил воспользоваться моментом, и открыл свой портфель, достав документ, полученный в «Глендурних».
— Мамочка, — заговорил Дарен своим высоким голосом. — Мне нужно в сортир.
Женщина наклонилась к нему и сердито прошептала:
— Сколько раз я просила тебя не говорить так. Это место называется не сортиром, а туалетом.
— Но, мама, ты сама называешь…
— Дарен!
Она расстегнула ремень безопасности и встала, не заметив, что еще горит красная лампочка, указывающая, что надо оставаться на своих местах. К ней подошла молодая стюардесса:
— Я боюсь, вам придется снова сесть на место, миссис, пока капитан не выключит этот сигнал, — заметила она, указывая на лампочку.
— Моему мальчику нужно в туалет. Я никак не могу пойти с ним?
Бортпроводница посмотрела вдоль прохода в сторону своего начальства и, обменявшись с другой стюардессой жестами, вернулась к женщине.
— Хорошо, мэм. Я разрешаю вам пойти, но старшая стюардесса дала понять, что в целях безопасности вам следует не оставлять свою маленькую дочь одну.
Женщина начала нервничать, бросая беспокойные взгляды на Трейси.
— Если я не могу оставить ее здесь одну, вы не могли бы проводить Дарена вместо меня?
Стюардесса протянула руку Дарену и улыбнулась малышу, но тот сложил свои руки за спиной и начал громко вопить:
— Я хочу пойти с тобой, мама.
— Пожалуйста, Дарен, сходи с этой леди — она хорошая.
Дэвид смотрел на разыгравшуюся перед ним сцену и понял, что если срочно не будут приняты какие- то радикальные меры, маленький Дарен устроит в самолете потоп.
— Извините, — сказал он.
Женщина и бортпроводница посмотрели на него.
— Я буду счастлив помочь вам и позабочусь о девочке, пока вы не вернетесь.
Женщина улыбнулась:
— О, спасибо, мистер, если это вас не затруднит.
— Честное слово, я не возражаю. У меня трое своих детей, так что я эксперт в этом деле.
— Вы уверены?
— Идите, не волнуйтесь. — Дэвид протянул руки, чтобы взять ребенка.
Женщина передала маленькую девочку:
— Иди сюда, Трейси. Ты побудешь немного с этим хорошим человеком. Спасибо, мистер. Вы очень добры. Я отлучусь буквально на минуту.
Трейси оказалась на коленях Дэвида и уставилась на него своими большими карими глазами, соска у нее во рту помешала проявить ей какие бы то ни было признаки протеста. Дэвид улыбнулся Трейси и мельком взглянул на нее — при всей своеобычности ее матери девочка получилась очень симпатичной. Ее крошечные ножки были обуты в пару дешевых парусиновых туфелек на резиновой подошве, на верху коротких белых носков были желтые ленты, точно такого же цвета, как ее акриловое платьице. Мягкие, тонкие волосы были собраны белой резинкой на макушке. Дэвид наклонился вперед, чтобы достать свой журнал из кармана сиденья, куда он его положил перед тем, как взять малышку. Вместе с этим движением он уловил дуновение теплого сладкого запаха, исходящего от ребенка. Этот запах был ему знаком из прошлого — нежный аромат детской присыпки «Джонсон», которую часто использовала Рэйчел.
Передумав доставать журнал, Дэвид нежно приобнял хрупкое тельце девочки, крепче поддерживая его рукой, и перенесся в паутину воспоминании, хранящихся в глубине памяти о его собственных детях.
Было удивительно, что в течение первых трех месяцев его работы в «Глендурних» его не уволили, из-за того что он спал на рабочем месте, ведь крошечный сверток по имени Софи Розмари Алисия Корстофайн, появившийся у них дома, ангел в течение дня, ночью превращался в визгливый комочек безутешного горя.
Так ночные часы превратились в бодрствующие. Рэйчел тоже валилась с ног от усталости, глаза обрамляли большие черные круги, но она никогда не теряла терпения к ребенку. Она брала дочь к себе на руки и нежно укачивала ее до тех пор, пока рыдания не прекращались и малышка не засыпала, удовлетворенная, выпуская материнские соски. Дэвид в это время лежал рядом, втиснутый в восьмидюймовое пространство кровати, опираясь на пол, чтобы не упасть.
«Попробуйте ей петь, — услужливо предлагал доктор Спирс, не понимая, что все это происходило ночью, в два часа, — или гулять с ней перед сном».
Дэвид, уже не веря в то, что что-то могло заставить этого ребенка спать ночью, решил прислушаться к совету врача. Каждую ночь молодой отец, словно какой-то одинокий уличный музыкант, сонный и небритый, пел успокаивающие колыбельные своему первенцу. Позже, когда появилась Харриет, ее родители были уже подготовлены ко многому, да и старшая дочь, их плакса Софи, которой исполнилось уже семь лет, стала для них настоящей помощницей, взяв на себя обязанность заботиться о себе и Чарли.
Так росли их дети, каждый пытался быть независимым, и в совместных играх каждый исполнял свою роль: организатор Софи, каскадер Чарли и повар Харриет, — шеф посудомоечного процесса. Их отношения не были безоблачными, индивидуальная сила их характеров зачастую становилась причиной пылкого разногласия, и игры, в некоторых случаях, достигали своей кульминации в злых драках между Софи и Чарли. Тогда они бежали к матери, чтобы успеть первым пожаловаться на другого, а Харриет непонимающе смотрела взгляд им вслед, а затем беззаботно возвращалась к своим обязанностям — вымыть чашки или отправить космический корабль в пятое измерение.
— Извините, что мы так долго, сэр.
Дэвид очнулся от хриплого голоса и взглянул на женщину. Она села на свое место, усаживая рядом заметно поутихшего Дарена.
— Дарену, оказывается, нужно было не только пописать. О, видели бы вы это! Она крепко спит.
Дэвид взглянул на Трейси. Ее лицо было повернуто в сторону, одна щека покраснела, придавленная к
