причинил нам ни малейшего вреда. Вслед за этим между обоими авангардами завязалась битва, в которой встретились командующие; обе стороны сражались с большим мужеством и так беспощадно, как только могут сражаться злейшие враги, но угодно было господу нашему, чтобы с фусты Жоана Алвареса последовал вдруг столь удачный выстрел, что на ланчаре Бижайя Соры было разом убито сто мусульман, и она пошла ко дну. Три галиота бросились на помощь утопающим и своему командующему, но спутались снастями и уже не могли распутаться. В это время подгоняемый течением второй ряд судов навалился на первый ряд, а затем и третий на второй, и так далее. Все суда неприятеля сбились в одну кучу и преградили реку во всю ширину. Наша артиллерия воспользовалась этим и дала по противнику три залпа, каждый из которых попал точно в цель, и девять ланчар немедленно пошли ко дну, а все прочие оказались сильно повреждены, ибо большинство наших орудий стреляло картечью.
Видя этот успех и то, что господь во всем способствует нашей победе, португальцы исполнились такой храбрости и отваги, что с именем Иисуса на устах на четырех фустах бросились на абордаж шести судов противника и засыпали его горшками с порохом и камнями — о пулях я уже не говорю, так как пальба из мушкетов не прекращалась ни на мгновение. Этот славный бой был настолько жарким, что за полчаса нашим удалось перебить чуть ли не две тысячи противников. Гребцы ашенцев пришли от этого в великий ужас и бросились в реку, но из-за сильного течения почти все скоро утонули. Оставшиеся в живых попытались еще некоторое время храбро защищаться, но, видя свою слабость и зная, что их ожидает неминуемая смерть, ибо наши косили их из мушкетов, а они между тем не могли воспользоваться ни ручным оружием, ни артиллерией, а кроме того, мучились от ожогов, полученных от взрывов наших пороховых горшков, — вынуждены были или почли разумнейшим предпочесть воду нашему огню. Все они бросились за борт, но, так как были изранены, обожжены и настолько утомлены и обессилели от боя, что едва могли двигать руками и тут же пошли ко дну, причем не уцелел ни один человек, избавив нас тем самым окончательно от себя. Воздав за победу великие благодарение и хвалу господу нашему, мы завладели всей армадой неприятеля, за исключением тех девяти судов, которые пошли ко дну в самом начале боя, и трех, спасшихся бегством. На одном из них спасся и Бижайя Сора, как говорят, находившийся при смерти после аркебузной раны. На неприятельской армаде оказалось триста орудий, большей частью фальконетов и трехфунтовых камерных, в числе которых шестьдесят два с гербами государя нашего короля, захваченных у нас в былые времена, кроме этого, восемьсот мушкетов и бесчисленное количество копий, пик, мечей, турецких луков с большим запасом стрел, крисов и дротиков, украшенных золотом, которого кое-кому из наших досталась изрядная доля. Командующий немедленно приказал переписать своих людей, причем оказалось, что с нашей стороны погибло всего двадцать шесть человек, из коих только пять португальцев, а остальные рабы и матросы, служившие гребцами на фустах; раненых же было всего сто пятьдесят, из них семьдесят португальцев — трое из них впоследствии умерли, а пять остались калеками.
Молва об этой блестящей и славной победе быстро разнеслась но всей стране. Король Парлеса, спасавшийся все время в лесах из страха перед ашенцами, собрал, как мог, примерно пятьсот человек своих и напал на крепость, которую у него отобрали ашенцы и где содержались все пленные. Охранять их были оставлены больные, числом около двухсот. Их перебили всех, ни одного не пощадив, и отобрали назад все забранное ашенцами, в том числе две тысячи пленных — все это были женщины, дети и всякий бедный люд.
Сделав это, король явился поздравить дона Франсиско с одержанной победой. Он много раз воздевал руки к небу и торжественной клятвой, как это у нас принято, поклялся отныне и вовеки быть вассалом государя нашего короля и платить ему ежегодную дань в два кате золотом, что составляет пятьсот крузадо. За незначительность суммы он просил его извинить, говоря, что не располагает в настоящее время большими средствами. Все это было изложено в грамоте, которую подписал король и кое-кто из его людей.
Тем временем дон Франсиско готовился в обратный путь. Не имея достаточно людей, чтобы управлять таким большим количеством судов, он приказал часть их поджечь и увел с собой лишь двадцать пять, в том числе четырнадцать фуст и три галиота, на которых прибыли шестьдесят погибших в бою турок. После этого захватили еще один парао, на котором находилось пятнадцать ашенцев. Под пыткой они показали, что во время боя погибло вместе с утонувшими в реке четыре тысячи человек, по большей части людей высших сословий, слуг короля Ашена, из коих пятьсот были даже оуробалоны о Золотом запястье, что соответствует нашим дворянам; далее, шестьдесят турок и двадцать греков, а также янычары, незадолго до этого прибывшие на двух кораблях из Жуды и Пасена.
Глава CCVII
Что произошло в Малакке за время, пока не было известий о нашей армаде, и о том, что отец магистр Франциск Ксаверий сообщил о ней во время воскресной проповеди
Теперь мне надлежит прервать рассказ об армаде и поговорить немного о том, что происходило в Малакке после ухода кораблей, дабы всем было видно, какими чудесными свойствами угодно бывает всевышнему наделить рабов своих для вящего посрамления суетных, холодных, маловерных и недостаточно уповающих на господа бога нашего Иисуса Христа, принявшего смерть, чтобы даровать нашим душам бессмертие.
Святой отец Франциск Ксаверий имел обыкновение произносить проповеди два раза в неделю, по пятницам в церкви Милосердия, а по воскресеньям в главной церкви, нынешнем соборе. В течение двух месяцев, что длился поход на ашенцев, он заставлял верующих читать всякий раз после проповеди «Pater noster» «Ave Maria» [10], дабы господь наш Иисус Христос помог нашим братьям, ушедшим на армаде, превозмочь врагов святой католической веры и через их победу его святое имя прославилось по всей земле. Этот «Pater noster» прихожане истово произносили в течение пятнадцати или двадцати дней, после чего им, естественно, показалось, что какие-то плоды их молитвы должны были уже принести, однако время шло, никаких известий от армады не поступало, и они заключили, что ее, верно, захватили ашенцы. Еще более укрепил их в этом убеждении ложный слух, пущенный в это время по всем окрестным землям мусульманами; утверждали, что некая ланчара, шедшая из Салангора, встретилась с ланчарой, идущей в Бинтан, и сообщила ей, что неподалеку от бара Перы произошло столкновение между ашенцами и португальцами, причем последним нанесли сокрушительное поражение, забрали у них все суда и не оставили и живых ни одного человека. Подобный слух был распущен этими приспешниками сатаны с самой коварной целью, и многие в него поверили, так как он был изукрашен весьма искусными выдумками, а сам комендант оказался бессильным воспрепятствовать его распространению. То ли раскаиваясь в том, что он способствовал походу, то ли не будучи в состоянии выносить ходившей из уст в уста молвы, он стал выходить из дому реже обычного, и злые языки, черпающие отовсюду пищу для своих сплетен, окончательно укрепились в убеждении, что слухи справедливы. О поражении португальцев стали говорить столь упорно, что король Жантаны, сын бывшего короля Малакки, пребывавший в то время в порту Андрагире на Суматре, прослышав о том, что болтали у нас, вошел с флотом в триста судов в реку Мухар {357}, в семи легуа от нашей крепости, откуда выслал несколько гребных баланов на разведку по всему побережью, дабы проверить истинность этих сведений; он намеревался, если они подтвердятся, чего он весьма желал, отобрать у нас Малакку, что, как ему казалось при сложившейся обстановке можно было сделать без особого труда и ценою лишь немногих жертв. Чтобы скрыть свое намерение под благовидной личиной, он отправил к коменданту посла с письмом следующего содержания:
«Доблестный сеньор комендант, находясь в начале лунного месяца в Андрагире со своей армадой, готовой выступить против короля Патане, ибо по некоторым причинам я собирался его наказать, о чем ты, вероятно, уже слышал, я узнал о жестоком поражении, нанесенном ашенцами твоим людям, отчего в сердце своем я испытал такую боль, словно все они были моими чадами; а поскольку я всегда стремился доказать на деле брату моему королю Португалии искреннюю любовь, которую я к нему испытываю, едва до меня дошла эта прискорбная весть, как, забыв о том, что я собирался мстить своим врагам, я без промедления
