Интересно, а так бывает: стоишь в окопе, и вот уже там враги бегут, и прислонён удобно к стеночке автомат, и надо стрелять (конечно же, я хочу, я вожделею стрелять, мне это НЕОБХОДИМО), но вот только одна загвоздка – лень протянуть руку? Лень тянуть, заранее лень ощутить заранее известную до грамма тяжесть…
Как вручали премию Солженицына.
Ужинаю. Звонит Басинский.
– Лёва! Хочешь ли ты замечательно провести время и увидеться с выдающимися людьми? Со мной, с литературоведом Людмилой Ивановной Сараскиной, с режиссёром Владимиром Бортко, с популярным актёром Евгением Мироновым, бу-бу-бу, бу-бу-бу?..
Очень, говорю, хочу.
– Тогда приходи в среду: Нижняя Радищевская, дом два. Это слева от театра на Таганке!
Конечно. В среду. С некоторым трудом нахожу этот самый театр. Оказалось, не столько слева, сколько напротив. Я опоздал немножко. Внизу милиционер вежливый стоит: можно вашу сумочку? А у меня там огрызок колбасы припрятан, пахнет, если сумку открыть, я стесняюсь – можно, говорю, я её лучше в гардероб сдам? Милиционер говорит: а, ну в гардероб сдавайте, конечно, в гардеробе ничего, пусть взрывается.
Я немножко опоздал, поэтому места мне не хватило. Сбоку, там, где от телевидения провода, притулился. В зале не продохнуть – жарко. Кого Басинский позвал, а какие сами пришли. В президиуме литературовед Сараскина, как обещано, добрая и хорошая. А дальше – батюшки мои!.. Включая Михаила Боярского в шляпе, на которую смотрела, открыв рот, корреспондент Алёна Солнцева.
И всё бы хорошо, но я всегда, когда попадаю в крупные собрания известных, замечательных и просто людей, цепенею и отчего-то скорблю. А тут ещё торжественная часть закончилась, все задвигались и куда- то пошли. А я прилип к стене, потому что когда не знаешь куда идти, лучше не шевелиться.
По счастью, подошел журналист из «Книжного обозрения» Андрей Щербак-Жуков. Он вообще-то хороший. «Чего ты такой скорбный? – говорит. – Или это у тебя имидж такой?» Я задумался, что б ответить, но ничего не придумал. А Щербак-Жуков (всё-таки он очень хороший) говорит: «Пошли водки выпьем». И мы пошли.
Басинский с Курицыным ехали на дачу Басинского в машине Басинского, и по дороге машина сломалась. Басинский вышел, открыл капот, починил. Едут дальше. Курицын от изумления рот разинул:
– Так ты что… всё вот это умеешь?
Басинский пожимает плечами: ну да.
– Так и… а это… а почему… Зачем же ты тогда занимаешься литературной критикой?!!
Гоу бест, товарищи, гоу бест. Сейчас расскажу.
У премии «Национальный бестселлер» есть одна непривлекательная особенность. Она происходит в Питере. А это далеко, надо добираться автобусом.
Ну, взяли всё что нужно, поехали.
С нами ехала специальная девушка, очень похожая на писательницу Денежкину, и у всех брала интервью. И всем (особенно критику из «Литературной газеты» Басинскому) было видно её трусы. У неё, когда она брала интервью, джинсы от пупка оттопыривались.
Басинский так от тех трусов ополоумел, что подумал – всё, это уже Денежкина. И думал про неё «Денежкина» всю дорогу. А это была не Денежкина. Денежкина была в Питере. Когда их сделалось две, мы, чтобы не путать, стали их называть «Денежкина в трусах» и «Денежкина голимая». И пить водку.
Ну, водку-то мы ещё раньше начали пить. Ведь в Петербурге было как-никак Трёхсотлетие!
Трёхсотлетие – это когда все сидят дома и не выходят. Так много Служб безопасности наехало в Северную столицу, что остатки своих граждан (таких, как мы, наивных туристов) пришлось от них милицией охранять. Одного велосипедиста, который пытался проехать по Дворцовому мосту, на наших с Басинским глазах милиционер сбил на асфальт вместе с велосипедом. А то бы Службы безопасности его застрелили. И нашему Президенту пришлось бы извиняться перед Делегацией Дружественной Державы за доставленную Ей неприятность.
Ну да. Как я и думал, член жюри Лев Данилкин проголосовал за книгу Гарроса-Евдокимова «голово [ломка]». Вследствие чего она победила. Басинский вытребовал себе экземпляр «голово[ломки]», выпил одиннадцать рюмок водки и уселся на диванчик читать. Дочитал до третьего абзаца, а там мат!!! Басинский опешил. И давай проводить Эксперимент.
Эксперимент состоял в том, что всех проходящих мимо диванчика надо было хватать за брюки и заставлять громко, во весь голос, читать Ужасный Абзац. Когда экспериментируемые, дойдя до проблемных слов, начинали понижать голос, Басинский злораднейше хохотал и кричал: «Что, нравственный закон внутри нас? Что, звёздное небо над головой? А какого же (…) вы (…) премию (…) таким (…) даете?!!»
И звёздное небо укоризненно качалось над ним.
Цены на Трёхсотлетии были такие. Тарелка борща – 600 рублей. Стакан джина с тоником – 100. Это не геноцид? А я забыл паспорт. Вернее, просто не взял, потому что говорили, что гостиницу не дадут. Я и не взял, а её стали давать. Но чтобы поселиться в гостинице, оказалось, не нужен паспорт. Во всяком случае, такому русскому патриоту, как я.
Данилкин и Проханов жили в «Астории». А я в какой-то ерунде почему-то. Наверное, из-за паспорта. Но зато оттуда, с ерунды, было видно, что Петербург – город красно-коричневый. Скажем, в Москве жестяные крыши, а в Питере они ржавые. И красные изнанки домов, потому что из кирпича. А Москва – она белокаменная.
Мы заселились и немножечко выпили. Спать легли в полшестого утра. А в девять мне позвонил Басинский и стал петь «Артиллеристы, Сталин дал приказ», и мы пошли. В смысле, посмотреть, нельзя ли где-нибудь ещё немножечко выпить. Дошли до Юсуповского дворца, и тут у Басинского остановилось сердце! Хорошо ещё, что по пути был магазин человеческий.
Там, где Юсуповский дворец (или не Юсуповский, но не важно), там, как известно, пруд. И видно, как в него гадят чайки. Выглядит это, как в кинофильме «Пёрл-Харбор», который я не смотрел, потому что он нехороший, там гибнут японские лётчики. То есть мы на бережку сидим, и прямо на уровне нашего с Басинским лица она пикирует. Метра за полтора до поверхности воды резко переходит в горизонтальный полёт (тут надо мысленно говорить «вж-ж-ж-жиу»), быстро спортивно гадит и взмывает над нашими головами. В момент взмывания от неё красиво отделяется кусок субстанции и медленно, как в кошмарном сне, летит в воду. Чайка и субстанция разделяются…
Белоснежная птица уже далеко, когда снаряд наконец достигает воды, делает «хлюп» и бороздит кругами гладкую гладь пруда. Это мне больше всего понравилось на «Национальном бестселлере».
Потому что кормили там, надо сказать, неважно. Сам я, как легко догадаться, ничего не ел и не пил, впав в человеконенавистничество и горыдню, но видел тарелку Басинского (и потом ещё раз – с добавкой). Басинский, не будь дурак, из зала, где «церемония», быстренько убежал и расположился на диванчике, страшно мусоря. А что ему, реалисту? Официантки косились, но ругаться робели: Басинский был красен, как чрево Петербурга, и грозен, как электрический скат. Так вот, у него на тарелке было: 1) салат; 2) зёрнышки кукурузные консервированные; 3) мраморное мясо и 4) вилка. Это, товарищи дорогие, позор.
Вот на «Антибукере» кормили как у людей! На «Антибукере» была Осетрина!!! А на «Бестселлере» не было даже сырокопчёной скумбрии с луком, как я люблю.
Когда пришло время покидать гостеприимную гостиницу «Европейская», потому что закончилась вся-вся водка, Басинскому вдруг приспичило. Спиной к нам стояли двое японцев в чёрных в костюмах. Басинский решил, что это местная охрана, и говорит: товарищи, а где здесь в туалет можно сходить русскому писателю? А те же не понимают!.. Но Басинский знай гнёт свою линию: где туалет, и точка! Еле-еле отбили от него тех японцев. На крик сбежались охранники, какие нужно, и говорят: а вот там, товарищ. Даже не заругались.
Всё-таки культура человеческих отношений в Петербурге гораздо выше, чем в изнасилованной компрадорской буржуазией Москве.
В Петербурге компрадорской буржуазии дают прикурить, чтоб не ходила тут! А то, что он, Петербург,
