командного пункта (КП).
Ночи были уже прохладные, а я заступил на дежурство с рассветом, в одной гимнастерке. Поэтому, забравшись в кабину, закрыл фонарь, пригрелся и задремал. Разбудил меня стуком кулака по фонарю дед Щукарь (так отец звал своего техника самолета):
– Командир, смотри!
Над аэродромом, на высоте 600 -800 м кружила пара «Мессершмиттов-109». Они не могли видеть мой самолет, который стоял в капонире, замаскированный сверху срубленными молодыми деревцами и ветками. Кроме того, наша эскадрилья имела целью перехват бомбардировщиков и разведчиков, которые шли на Москву, а это были фронтовые истребители. Поэтому я с интересом, но спокойно наблюдал за ними.
Внезапно, чуть не бегом, рядом с кабиной моего самолета появился Шокун, который зло бросил:
– Ты что сидишь, не видишь?
– Так это не наши цели!
– Взлететь и отогнать. Это приказ!
Он развернулся и, не оглядываясь, пошел в сторону КП, откуда сигнал на вылет дежурному летчику обычно давался ракетой. А тут командир, видимо, чтобы не демаскировать себя ракетой, сам прибежал на стоянку. Я повернулся к Щукарю. Лицо его побелело от ярости.
– Командир, если, что случится, я ему этого не прощу, под трибунал пойду, но рожу начищу!
– Спасибо, утешил. Давай к запуску.
Дело в том, что этот приказ, по существу, был приговором. У меня не было ни одного шанса взлететь. Для этого надо было выкатиться из капонира, по рулежной дорожке вырулить на старт, а затем – разбег по прямой. После отрыва, пока нет высоты и скорости, я не мог маневрировать и какое-то время также должен лететь прямолинейно. Для немцев всего этого было более, чем достаточно, чтобы спокойно и гарантировано меня расстрелять.
Щукарь еще затемно, перед дежурством хорошо прогрел двигатель, поэтому он запустился «с полуоборота» и я, зажав тормоза, двинул ручку сектора газа вперед до упора. Пропеллер взревел, маскировочные ветки и деревья, пыль и даже щебень из капонира полетели вверх столбом. Теперь мой МиГ был у немцев как на ладони.
Я отпустил тормоза и бедный МиГ не выкатился, как обычно, а буквально выпрыгнул из капонира и я напрямую, не сворачивая на рулежную дорожку, поперек взлетной полосы начал разбег по целине. Поэтому даже на секунду не мог оторваться от управления самолетом, чтобы оглянуться – где немцы? Но я и так ясно представлял, как они с разворота заходят ко мне сзади и берут в прицел. Я втянул голову в плечи и весь сжался за бронеспинкой, хотя понимал, что ее 9 миллиметров не спасут меня от 20-миллиметровых пушечных снарядов «мессеров». Однако ничего не произошло и МиГ оторвался от земли. Чтобы быстрее набрать скорость и иметь возможность маневрировать, я, в нарушение правил пилотирования, не стал брать ручку на себя, а сразу убрал шасси.
Только, когда скорость увеличилась, я плавно пошел в набор высоты и смог оглянуться: 109-е по- прежнему кружили над аэродромом. Испытывая огромное чувство облегчения, и не спуская глаз с немцев, я продолжал набор высоты. Когда сравнялся с «мессершмиттами» по высоте, их двигатели задымили – значит, немцы дали полный газ, и развернулись в мою сторону. Следующие сорок минут мы гонялись друг за другом, ведя огонь. Затем у немцев, видимо, горючее подошло к концу, они вышли из боя и скрылись. Приземлившись, я зарулил на стоянку и с трудом, с помощью Щукаря вылез из кабины. Гимнастерка на мне была мокрой от пота.
Почему немцы не расстреляли меня во время взлета, объяснил вымпел, который они сбросили уходя. В нем была записка о том, что на следующий день они вновь вызывают нас на поединок и не будут атаковать на взлете».
Рассказывая эту историю, отец добавлял, что после первого боя сделал вывод, которому следовал всю войну: «Буду крутиться – останусь в живых». Он уточнял, что это не вариант известной пошлости: «Хочешь жить – умей вертеться», а требование непрерывного маневрирования в воздушном бою, чтобы выйти из-под удара противника, не дать ему взять тебя в прицел и самому занять выгодную позицию для атаки.
По словам отца, история его первого воздушного боя имела продолжение. На следующий день он уже в паре с другим летчиком сидел в готовности № 1. При этом, накануне Шокун договорился с командиром фронтового полка И-16-х, который стоял на соседнем аэродроме, что, когда немцы прилетят и будут связаны боем, появится звено этого полка и решит исход боя в нашу пользу.
Немцы в назначенное время появились над аэродромом, и пара МиГов взлетела им навстречу:
15.08.41, МиГ-3, воздушный бой, 3 полета, 1 час 33 минуты.
Однако И-16-х долго не было. Наконец, в небе показались три точки. Немцы, увидев, что к противнику идет подкрепление, резко развернулись и скрылись в облаках. Подоспевшие И-16 приняли еще мало знакомые в войсках МиГи за «мессершмитты» и пошли на них в атаку. Потребовалось время, чтобы разобраться, кто есть кто. К счастью обошлось без жертв, и стороны мирно разошлись по своим аэродромам, но послания, которыми они обменялись, открытой передаче не подлежат отнюдь не в силу их секретности.
В свою очередь немцы, видимо, решили не оставлять без последствий такое нерыцарское поведение сталинских соколов. Через некоторое время в небе показалось множество еле различимых вдалеке самолетов. Наблюдатель с вышки на краю аэродрома успокоил, доложив, что это наши Яки возвращаются с фронта. Но то были «мессершмитты». Они сходу проштурмовали аэродром. После этого предложений о поединках с их стороны больше не поступало.
О первом воздушном бое отца. Вспоминая рассказ отца о его первом бое, полагаю, что, если в тот день при взлете у него не было никаких шансов остаться в живых, то в последующем бое их тоже было немного. Все обстоятельства этого боя были против него, начиная с того, что соперников было двое. Еще хуже было то, что они явно были «свободными охотниками» -опытными боевыми пилотами, имеющими на своем счету не одну победу.
Я читал, как один летчик-фронтовик ответил на вопрос о том, какие нужны условия, чтобы молодой летчик стал асом: «Таких условий много, но два – главные. Во-первых, он должен остаться в живых после первых двух – трех боев, во время которых он ничего не видит, не понимает и его, как правило, сбивают. Во-вторых, он должен сбить первый самолет противника – только после этого он становится настоящим бойцом, уверенным в себе». В том бою немцы уже были такими, а отец – нет.
И, наконец, бой происходил на малой высоте, где «мессершмитты» имели явное превосходство над МиГом в скорости и маневренности. Кроме того, против трех пулеметов МиГа на каждом «мессершмитте» было более мощное оружие, включая пушки.
Мессершмитт-109 – основной истребитель люфтваффе, выпускался с 1937 г. в различных модификациях. В 1941 г. под Ржевом, скорее всего, могли быть Bf-109 F с максимальной скоростью 620 км/час, пушкой калибра 20 мм и двумя пулеметами калибра 7,92 мм.
Я также часто думал, почему командир эскадрильи послал своего летчика на явную и, казалось бы, бесполезную смерть. Вижу только одно объяснение: у него были основания полагать, что «мессершмитты» прилетели, чтобы блокировать аэродром и препятствовать взлету перехватчиков. В это время немецкие бомбардировщики или разведчики могли свободно пройти на Москву. Он, конечно, понимал, что летчик будет убит при взлете. Но предполагал, что пока немцы будут возиться с ним, кто-то из других пилотов дежурного звена успеет взлететь и отогнать самолеты противника.
Как следует из летной книжки, 14 августа отец, после 40-минутного боя с «мессерами», совершил в тот день еще три боевых вылета. Лучше понять, что это значит, мне помог рассказ летчика-истребителя, фронтовика И.И. Кожемяко: «…продолжительность воздушного боя обычно 10-20 минут, максимум полчаса. Надо сказать, что после вылета с 30 минутами воздушного боя, скорее всего ты во второй раз уже никуда не полетишь. У тебя просто сил не хватит… Был у меня день, когда я сделал четыре боевых вылета, и все четыре с воздушными боями, в которых крутился с «мессерами» по 15-20 минут. Так вот, после четвертого вылета я даже не понял, как приземлился, помрачение какое-то наступило. Как садился, не помню совершенно. После посадки отдышался, кое-как выполз из кабины, подошел к комэску и сказал: «Я больше не полечу. Все, сил нет. Земли не вижу».
Очевидно, что 14 августа 1941 г. можно считать вторым днем рождения отца. «Анкетный» день
