своей воли иногда грезит о том, как Тенч приедет за ней в Лондон и заберет ее, чтобы поселиться с ней в деревенском коттеджике. Иногда Мэри даже считала, что так изменилась, что могла бы стать отличной женой для офицера.
— Вы правы. Ничего не могло произойти, — согласился Босвелл, чем немного разочаровал Мэри. — Я сам столько раз связывался с женщинами не своего круга, и из этого не вышло ничего хорошего, и я, и они потом страдали. — Он взял ее за руку и сочувственно сжал. — Но горе — это такая штука, которой мы должны постараться избежать, несмотря на возраст и обстоятельства.
Хотя на первый взгляд замечание Босвелла касалось ее отношений с Ваткином Тенчем, у Мэри возникло чувство, что Босвелл имеет в виду что-то еще. Перед этим он в шутку упомянул о браке, но Мэри почувствовала, что он пытается проверить, не ожидает ли она от него предложения. Мэри подумала, что было бы разумно дать ему понять, что у нее нет такой цели.
— Ну тогда скажите мне, о наимудрейший! — проговорила она шутливым тоном. — Какой же мужчина мог бы сделать меня счастливой?
Босвелл несколько секунд серьезно размышлял над вопросом.
— Я думаю, такой, который ходит в море, — ответил он наконец. — Военный моряк с блестящей карьерой. Может быть, вдовец, который будет меньше печалиться по поводу вашего прошлого. Не старше тридцати пяти. Достаточно молодой, чтобы иметь желание жениться.
— Вы случайно не знакомы с таким? — спросила Мэри, улыбаясь, потому что он говорил так, будто лично знал такого человека.
— Нет, моя дорогая, к несчастью, нет, — фыркнул Босвелл. — Я просто неисправимый романтик и старый дурак, который хотел бы видеть вас счастливой. Но с моей точки зрения, одна из самых больших прелестей жизни — это то, что никогда не знаешь, что тебя ждет за углом.
Глава двадцать вторая
— Снова этот несчастный! — воскликнула госпожа Вилькс в отчаянии, услышав стук в дверь. — Только вчера я пыталась ему объяснить, что это повредит вашей репутации, если он будет приходить сюда в любое время. И вот он снова, в воскресенье!
Было восемнадцатое августа, и день выдался очень жарким. Госпожа Вилькс и Мэри сидели в холодке на заднем дворе и шили. Они разговаривали о друзьях Мэри, которые все еще находились в Ньюгейте. Мэри стала печальнее, боясь, что их никогда не помилуют и что они начнут думать, будто стали ей безразличны.
Госпожа Вилькс, как и Босвелл, считала, что визиты в тюрьму — это плохая идея, потому что Мэри рисковала там чем-нибудь заразиться, но она предложила Мэри написать за нее письмо. В тот момент, когда они услышали стук в дверь, Мэри обдумывала, о чем сообщит своим друзьям.
Она улыбнулась, увидев негодование хозяйки пансиона, потому что отлично знала, что госпожа Вилькс получает удовольствие от соседских сплетен по поводу слишком частых визитов Босвелла. В конце концов, он пользовался известностью, был джентльменом, и полдень, будь то воскресенье или любой другой день, вполне приличное время для визита.
— Я открою, — произнесла Мэри, поднимаясь. — Сказать ему, чтобы он уходил?
— Нет, конечно, нет, — поспешно ответила госпожа Вилькс. — Вы должны пригласить его в гостиную, и я принесу вам чаю.
Но на этот раз Босвелл был не один. С ним пришел дюжий мужчина с красным лицом, в кричащей красной куртке, таких же бриджах и плохо сидящем тускло-коричневом парике, походивший на торговца.
— Добрый день, Мэри, — сказал Босвелл, приподнимая шляпу. Ей показалось, что он возбужден. — Это господин Кастел, стекольщик по профессии, уроженец Фоуэя. У него есть для вас новости от вашей семьи, и он настоял, чтобы мы пришли прямо сюда увидеться с вами.
Мэри перевела взгляд с одного на другого и заметила, какими они были разгоряченными и взволнованными. Босвелла явно не порадовала настоятельная просьба этого господина, и она догадалась, что он подозревает в этом какое-то мошенничество. Раньше уже несколько раз случалось, что к нему приходили люди, заявляли, будто они знакомы с Мэри, и просили ее адрес. Поэтому если уж Босвелл привел его прямо к ней в дом, его история должна быть правдоподобной.
Мэри пригласила их в гостиную и, как только они сели, посмотрела на мужчину строгим взглядом.
— Так вы из Фоуэя, господин Кастел? — спросила она. — Я не знаю никого с таким именем.
— Я уехал много лет назад, когда вы, судя по всему, были еще ребенком, — сказал он спокойно. — Но я очень хорошо знаю вашу сестру Долли.
Мэри ахнула, не сдержавшись.
— Вы знаете Долли? Как? Где она?
— Я знаю ее лишь с тех пор, как она приехала в Лондон, — сказал Кастел, промокая потный лоб платком. — Она находится в услужении у госпожи Морган на Бедфорд-сквер. Я встретил ее там, заменяя стекло, и мы разговорились о Фоуэе.
— Долли здесь, в Лондоне! — Мэри не верила своим ушам и, несмотря на то что Босвелл бросил на нее упреждающий взгляд, чтобы она не сильно волновалась, не могла сдержать эмоции.
— Похоже, господин Кастел ждет вашего позволения, чтобы написать вашей семье в Фоуэй и сообщить о вас, — вмешался Босвелл с насмешкой в голосе. — Он утверждает, что знаком еще с одним вашим родственником, живущим там, — Эдвардом Пакей.
— Нет! — Мэри снова ахнула. Они с Долли были подружками невесты на его свадьбе.
— У вас есть родственник по имени Эдвард Пакей? — спросил Босвелл.
Мэри кивнула.
— Это мой двоюродный брат, — сказала она.
Господин Кастел посмотрел на Мэри, и его нахмуренный лоб выдал его удрученность.
— Похоже, господин Босвелл не доверяет мне. Я знал Неда Пакей еще в молодости, он на пару лет моложе меня. Именно благодаря этому знакомству я так хорошо узнал Долли. Все, чего я хочу сейчас, — это видеть сестер снова вместе, передать новость, которая могла бы быть полезной для вас.
«Если не обращать внимания на одежду и плохо сидящий парик господина Кастела, который свидетельствовал о недостатке вкуса, — подумала Мэри, — у него честное лицо». Он смотрел ей прямо в глаза, не облизывал губы, не ерзал на стуле. Кроме того, у него сохранился корнуолльский акцент.
— Какую новость? — спросила она подозрительно и взглянула на Босвелла. Тот был напряжен, обильно вспотел, и по его недовольному виду было понятно, что он очень хочет, чтобы тот замолчал.
— Что ваша семья разбогатела.
Мэри громко рассмеялась и откинулась в кресле.
— Я этому не поверю, даже если мне хочется верить, что вы знакомы с Долли, — сказала она.
— Это правда, — настаивал он. — Это Долли мне рассказала. Ваш дядя, Питер Броуд, умер, пока вы были в Ботаническом заливе, и оставил наследство вашей семье.
Смех Мэри резко оборвался. Ее дядя Питер, брат отца, был шкипером, а это означало, что его наняли управлять кораблем, в отличие от ее отца, который работал обыкновенным моряком. Она не очень хорошо знала дядю Питера, потому что он всегда надолго уходил в море. Но Мэри помнила, что каждый раз, когда он возвращался, он приходил к ним в гости с подарками: засахаренными фруктами и прочими деликатесами. Именно дядя Питер привез матери ту шелковую розовую ткань, из которой она сшила платья и которые были на ней и Долли в тот день, когда они купались голыми. В Фоуэе всегда говаривали, что он богат, и, собственно говоря, каждый раз, когда мать заговаривала, что ей хочется чего-нибудь особенного, отец всегда отвечал в шутку:
— Тогда подожди, дорогая, пока Питер не вернется.
— Я не знаю, что сказать, — воскликнула Мэри. — Это так неожиданно, господин Кастел.
— Не сомневаюсь, что это неожиданно, — сказал он. — Но поверьте мне, в моем желании сообщить вам эту новость нет ничего дурного, я только хочу, чтобы семья снова была вместе. Видите ли, мы с Долли
